И еще один отрывок из того же пункта.
В то время как первое явление нового мира, с одной стороны, есть лишь свернувшееся в свою простоту целое или его общее основание {для Гегеля познание есть саморазвертывание исходных основ, на первых шагах ознакомления с новым явлением оно неизбежно поэтому выглядит бессодержательным}, для сознания, напротив того, еще не потеряно воспоминание о богатстве предшествующего наличного бытия {того, что уже было раньше изучено}. Во вновь появляющемся образовании оно не находит раскрытия и различения содержания; но еще в меньшей мере оно находит то развитие формы, благодаря которому с несомненностью определяются различия, и в их прочные отношения вносится порядок {форма и содержание при диалектическом их понимании органично обусловлены друг другом, и пока такого понимания нет, материал беден и не систематизирован}. Без этого развития наука лишена общепонятности и кажется находящейся в эзотерическом владении нескольких отдельных лиц; – в эзотерическом владении: ибо она имеется налицо всего лишь в своем понятии или налицо имеется лишь ее «внутреннее»; – нескольких отдельных лиц: ибо ее неразработанность делает ее наличное бытие единичным {эзотерический, доступный лишь немногим, характер знания – нормальная промежуточная или подготовительная ступень изучения или необходимый момент его}. Лишь то, что вполне определено, есть в то же время экзотерическое, понятное и годное для того, чтобы быть изученным и стать достоянием каждого. Рассудочная {низшая по сравнению с разумной или спекулятивной формой} форма науки – это всем предоставленный и для всех одинаково проложенный путь к ней, и достигнуть при помощи рассудка разумного знания есть справедливое требование сознания, которое приступает к науке, ибо рассудок есть мышление, чистое «я» вообще; и рассудочное есть уже известное и общее для науки и ненаучного сознания, благодаря чему последнее в состоянии непосредственно приобщиться к науке.
Сразу вслед за только что приведенным отрывком, непосредственно примыкая к нему, в «Феноменологии» идет здесь следующий абзац.
Наука, которая находится только на начальной стадии и, следовательно, еще не достигла ни полноты деталей, ни совершенства формы, подвергается за это порицанию. Но если это порицание относить к сущности науки, то оно было бы столь же несправедливо, сколь недопустимо желание отказаться от требования упомянутого развития {развития, в процессе которого знание шаг за шагом совершенствуется}. Эта противоположность и есть, по-видимому, самый главный узел, над развязыванием которого в настоящее время бьется научное образование и относительно которого оно еще не достигло надлежащего понимания. Одни {имеются в виду эмпирики} кичатся богатством материала и понятностью его, другие {рационалисты, под которыми здесь подразумеваются приверженцы умозрительного подхода к познанию} пренебрегают, по крайней мере, последней и кичатся непосредственной разумностью и божественностью. Хотя первые – силою ли одной истины или также под напором других – приведены к молчанию {так как эмпирикам трудно создавать теорию}, и хотя они чувствовали себя побежденными в том, что касается сути дела, все же они не удовлетворены тем, что касается упомянутых требований, ибо эти требования справедливы, но не выполнены {теоретиками, которые не овладели методом саморазвития понятия}. Их молчание только отчасти вызвано победой [противника], отчасти же – скукой и равнодушием, которые обычно порождаются вследствие того, что ожидания постоянно возбуждаются, а обещания остаются невыполненными.