Что касается соотношения эмпиризма и рационализма, то на этот счет Гегель еще раньше дал подробные объяснения в статье «О научных способах исследования естественного права». Он убежден, что метод раздвоения единого на противоположности в качестве новой формы дедукции позволяет синтезировать оба подхода и разрешить старинный спор о приоритете чувственных данных и абстрактного мышления в познавательной деятельности. Этим объясняются его слова из следующего за приведенным абзаца о том, что ни эмпиризм, ни рационализм (названный здесь формализмом) не в состоянии достичь «того, что требуется, а именно: из себя самого проистекающее богатство и само себя определяющее различие форм». Здесь нетрудно увидеть упрек того же рода, что и в отношении кантовской триадичности: рядоположены, дескать, определенности вместо того, чтобы быть выведенными, положенными.
Второй пункт предисловия под названием «Развитие сознания до уровня науки» представляется самым трудным для понимания. Абсолют, как и субстанция, объявляются здесь субъектами. Вряд ли такое их понимание получило в последующем сколько-нибудь заметное распространение тем более, что сами понятия абсолюта и субстанции практически вышли из употребления или, если и упоминаются по временам, то только в качестве метафоры.
Правда, и у самого Гегеля о субстанции говорится далеко не в схоластическом смысле, потому что в его время это понятие относилось уже к числу устаревших. Хотя даже еще у Канта можно уловить отголоски представлений о субстанции как лежащей в основе всего среде или как универсальной сущности всех вещей, которая, таким образом, не может быть предикатом высказываний, а только субъектом (потому что она объясняет другое, однако сама не объясняется), но к Гегелю такое понимание относить уже нельзя даже в зачаточной форме. Термин «субстанция» тем не менее используется им, причем широко и не без пользы. Его содержание близко к тому, что говорит о субстанции Фома Аквинский в работе «О смешении элементов». Субстанциальными у этого средневекового схоласта называются такие свойства элементов, скрытых в глубине природного мира, которые остаются неизменными при смешении их между собой.
Гегель тоже говорит о субстанциях и субстанциальных свойствах и семьи, и корпораций, и государства, и еще многого другого, подразумевая такие свойства этих институтов, которые, будучи устойчивыми, не позволяют им растворяться в общественном целом. Немаловажно, что свойства, называемые субстанциальными, открываются только после достаточно углубленного анализа, стало быть, пользуясь гегелевским языком, даются не непосредственно, а опосредствованно, или являются каждый раз положенными (выведенными) и ни в коем случае не внеположенными (всего лишь провозглашенными).