Слушая Алана, дядя задумчиво кивал, затем обратился ко мне:
– Эни, милая, вы сегодня пили настойки? По расписанию, как договаривались?
Я кивнула.
– Хорошо. Очень хорошо.
Неужели он думает, что разметавший бумаги ветер – моих рук дело? Будь это так, я бы, наверное, что-то почувствовала.
Дядя снова повернулся к Алану, их разговор продолжился. А я представила, как щелкаю пальцами, приманивая ветер, заставляю его унестись в далекий Алерт, простучать по трубам: «У Энрике есть дар! У Энрике есть дар!», спутать волосы Лилии, растрепать мамины юбки и закружить Вэйну в веселом танце. Еще попрошу его швырнуть горсть каминного пепла на семейный портрет, перед которым я провела немало долгих часов, выискивая сходства между собой и родителями, но находя лишь отличия.
Гадкий утенок, угодивший в стаю лебедей: низкая, нескладная девчонка с серыми глазами и волосами мышиного цвета, хоть и густыми. Слева на портрете стояла Лилия, и плетеный поясок ее платья подчеркивал тонкую талию, а светлые локоны разметались по плечам. Справа лучезарно улыбался брат. Тем летом он окончил училище – первый в потоке, с блестящими результатами и рекомендациями. Привез в подарок позолоченную раковину; мы с Лилией по очереди прикладывали ее к уху, слушали шум волн. Загорелая кожа Рейнара пахла морем. Таким он и вышел на портрете: поцелованный солнцем, синеглазый. И совершенно на меня не похожий.
Картина висела в гостиной. Я ее ненавидела.
Очередная неделя выдалась непростой, суматошной: ученики и преподаватели готовились к промежуточному срезу знаний. В перерывах ребята занимали все лавки и подоконники, даже на пол садились, лихорадочно повторяли материал, проверяли друг друга по билетам. Одни хвастались, что все знают и умеют, другие плакали, запершись в туалетных кабинках.
Фернвальд прогуливался по коридорам, высоко подняв голову, словно нес на ней корону, и лучезарно улыбался. Порой он подсаживался к одной из групп и помогал, разбирая ошибки и задавая наводящие вопросы. Заплаканных детей забирал к себе в кабинет, отпаивал чаем, подбадривал. «Ребята из небогатых семей слишком эмоциональны, – объяснил он мне в одном из перерывов. – За их учебу платят король и меценаты. Если такой ребенок завалит экзамены, ему придется уехать домой».
Преподаватели тоже нервничали, боясь не успеть: заполняли документы, готовили экзаменационные листы, проверяли кабинеты и лаборатории.