Лада не плачет. Лада не боится. Она рвет терпкие красные ягоды и не стирает с губ красный сок. Смеется и приговаривает:
– Посмотрите, какие у меня спелые губы!.. А какие густые, блестящие волосы! А кожа белая, молочная, нежная…
Девочка игриво намотала светлый локон на пальчик. Я подумала, что она действительно хорошо играет, но все-таки не похожа на Ладу. И не потому, что по легенде волосы воскресшей были темными.
…Рябая Ингрид следит за Ладой из-за ближайшего куста. Ее лицо мертвенно-белое, ужас в глазах. Она тянет пухлую руку, касается точеного плечика. Лада оборачивается и отталкивает подругу.
Боль искажает ее лицо, обида кривит губы:
– За что?
– Ты столкнула меня в колодец.
– Это вышло случайно! Мы играли в прятки.
– Нет, ты это специально сделала. Я знаю.
…Ингрид поднимается с земли. Ингрид смотрит, не моргая, и соглашается:
– Да. Специально. Все потому, что у тебя густые и блестящие волосы, а у меня нет. Потому, что губы твои спелые, а мои тонкие и кривые. И кожа у тебя беленькая как молочко, и стан тонок, а меня мальчишки так и продолжают дразнить толстой жабой.
– Не моя вина, что ты такой уродилась, – смеется Лада, с уголка губ стекает красный сок.
Ингрид подходит к кусту и срывает первую ягоду.
Люди смотрят на то, как вода уходит из долины. Обнажаются подгнившие скелеты домов. Еще немного, и можно будет вернуться.
Лада и Ингрид лежат на земле с распахнутыми глазами. В глазах отражаются облака, губы измазаны красным. Люди боятся смотреть на них, люди винят в их смерти чудовище: верно, девочки наелись ядовитых ягод, потому что увидели его глаза. Оно их заставило.
«Это все чудовище. Хорошо, что вода ушла. Вон виден мой дом».
Призраки смеются, призраки хохочут. Они знают, что никакого чудовища нет.
Они смотрят на девочек, застывших у порога. Ласково говорят Ингрид:
– Можешь остаться, будешь нашей королевой. Ты теперь наша, наша, наша!
Кричат Ладе:
– Убирайся! Уходи, уходи, уходи! Ты не наша! У тебя холодная кровь, но душонка все еще горячая!
Призраки беснуются, призраки рвут черные локоны Лады. Ранят белую кожу. И она убегает, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая. В деревню, навстречу людям. А они смотрят на нее и спрашивают:
– О боги, Ладонька, что с тобой? Что стряслось?
И никто уже не помнит, как она лежала, раскинув руки и глядя в небо.