Вероятно, на первых порах застенчивой и напуганной Гюльбахар помогли освоиться в гареме несколько подруг-наложниц. Впрочем, на новом месте были и наложницы, которые в борьбе за свое место в иерархии гарема с радостью портили молодой женщине жизнь. Однако Гюльбахар, как мы можем предположить из ее дальнейшей судьбы, быстро разобралась в гаремной жизни и максимально использовала ее возможности.
* * *
Отчуждение пронизывало жизнь османской правящей семьи. Будучи семнадцатилетней наложницей, Гюльбахар впервые увидела Баязида во дворце гарема лишь накануне их интимной связи, и ее знаменитого кокетливого обаяния и манящей красоты было достаточно, чтобы возбудить его интерес. В плотском союзе господина и наложницы – грубом и служащем определенной цели – любовь редко играла хоть какую-то роль. Султаны и шехзаде стремились произвести на свет как можно больше наследников мужского пола, чтобы обеспечить продолжение династии и, следовательно, империи в мире, в котором смерть во время родов, в бою, от болезней была обычным явлением. Поскольку у Баязида уже было трое сыновей, Гюльбахар, должно быть, опасалась, что ее собственный сын, если она его вообще родит, может не получить расположение его отца. Такова была жизнь молодого османского принца: его чествовали при рождении, а затем, в лучшем случае, игнорировали, обеспечив роскошью и деньгами.
Для султана или будущего султана, такого как Баязид, большое число сыновей было палкой о двух концах. Оставить после себя сына было высшим долгом каждого султана, поскольку империя, конечно, падет, если род Османа прекратит свое существование. Однако каждый новый потомок Османа мужского пола, выражаясь дарвиновским языком, представлял собой экзистенциальную угрозу собственному отцу как потенциальный преемник, который мог претендовать на трон раньше времени. В большинстве случаев он представлял угрозу для своих сводных братьев. Пословица, известная по всей Османской империи, гласила: «Между шехзаде не бывает родственных связей»[14]. С самого рождения сводные братья были настроены друг против друга в борьбе за трон, а их матери выступали в качестве их самых сильных защитников. Отношения матери и сына в императорской семье оказались более важными как в личном, так и в политическом плане, чем любые другие. Отцы оставались в стороне, и система гарантировала, что сыновья считали своего отца и сводных братьев скорее врагами, чем родственниками. Будто все это было взято со страниц трагедий Софокла.