Габриэль встал из-за стола, потирая виски от разыгравшейся мигрени. «Думай, – приказал он себе, подходя к окну. – Выход есть всегда, нужно только суметь его найти».
Время поджимало. Лето подбиралось к самой макушке. В сроки не укладывались. Мелькнула неожиданная и на первый взгляд бредовая идея попросить помощи у англичан. Но, увы, эти переговоры были не в его компетенции. Послать нарочного с донесением в Петербург? Две недели туда, столько же обратно плюс бумажная круговерть по разным инстанциям. Многотонная, неуклюжая и погрязшая в бестолковости и лени государственная машина будет медленно перекручивать свои жернова. Итого месяц.
Габриэль, вздохнув, отошёл от окна. Сейчас на дворе вторая половина июня, значит, последнюю партию можно отправить в конце сентября. В первейшую очередь необходимо составить самый жёсткий график отправки переселенцев.
Приняв решение, он, вернувшись к письменному столу, начал составлять служебный рапорт в Санкт-Петербург. В тот же день на русском пакетботе (небольшое двух-трёхмачтовое пассажирское судно) донесение было отправлено в Россию. Оставался только один выход – ждать. А сколько ждать, одному богу известно.
Но неожиданно судьба сделала Габриэлю подарок. Ровно через две недели благодаря хорошей погоде и расторопности офицера фельдфебельской службы рапорт Лемке, минуя канцелярские препоны, был вручён лично графу Воронцову. Энергичный и амбициозный граф, используя свои связи, пройдясь тяжёлым тараном по кабинетам коллежских асессоров, добился рассмотрения данного вопроса у правительства в самые сжатые сроки. И вот она, Виктория. Правительство обратилось за помощью к Англии, и бредовая идея Лемке была воплощена в жизнь благодаря настойчивости и честолюбию графа Воронцова. Русским правительством были зафрахтованы два крупных английских фрегата серии Лав энд Юннате под командованием Томаса Фаерфакса и Адама Беерфейера.
Габриэль, покусывая кончик гусиного пера, напряжённо, до рези в глазах всматривался в девственно чистый горизонт Балтийского моря. «Значит, что-то не сложилось, что-то пошло не так», – назойливым дятлом долбила мысль воспалённый мозг. В последнее время Мигрень и Бессонница закадычными подругами шли рядом с ним рука об руку и с изощрённым искусством палача терзали голову Габриэля денно и нощно. Надо послать к провизору за пилюлями и хоть ненадолго вздремнуть, иначе, как любят говорить русские; весь день пойдёт коту под хвост. Собственно говоря, почему коту, а не собаке, и почему именно под хвост? Ох уж эти непонятные русские с их непонятными пословицами. Глаза нестерпимо болели, словно в них кто-то со злостью швырнул горсть песка. Всё, баста, закрываю окна от всего мира – и спать, спать, спать. Слуга принёс от провизора пилюли и склянку с успокоительной болтушкой. Поморщившись от отвращения, Габриэль выпил микстуру. «Из чего он намешивает такую гадость, – мелькнула тупая мысль, – или перестарался с опиумом»? (в 17–18 веках от многих болезней медики прописывали наркотики – даже детям.) Закрывая жалюзи, Габриэль без всякой надежды бросил взгляд на море. В утренней дымке зарождающего дня возникли размытые силуэты двух фрегатов. «Откуда фрегаты? Мираж. Блажь. От бессонницы или от микстуры схожу с ума», – решил Лемке. Но два красавца фрегата, подсвеченные солнцем, с поднятыми парусами, наполненными утренним бризом, белыми лебедями выкатывались из-за горизонта.