Как ежедневную пытку, от которой никогда не избавиться. Такой ответ бы его устроил?
Витальная энергия не была звуком, цветом или запахом – она была всем вместе, чем-то большим – и ничем из этого одновременно. Вместо того чтобы забиваться в нос, стоять в горле или заставлять слезиться глаза, при большом скоплении людей она заполняла всю голову, как вата. «В голове щекотно», – жаловался он в детстве хмурым людям с поджатыми губами. Затем, конечно, ручка начинала бегать по планшетке.
Через некоторое время своего одиночества на кухне Сайлас почувствовал, как в его сторону движется тяжелый сгусток знакомого присутствия – слишком тяжелый для человека. Но Блайт прошел мимо кухни. Скрипнула входная дверь. На улице должна была быть Роген, но даже если бы Блайт отправился погулять один, то Сайлас черта с два бы пошел за ним: сверхъестественные твари не его обязанность. Если Махелона считает, что его ручной леннан-ши может разгуливать где вздумается, это его проблемы.
Приближение Эшли он ощутил, когда ставил чайник на огонь. Тот юркнул в кухню, будто не хотел, чтобы их застали тут вдвоем. Это без слов сказало Сайласу, ради какого разговора библиотекарь сюда приперся. Снова захотелось закурить.
– Насчет того, что ты сказал в тоннелях о Джемме… – Эшли помялся у него за спиной. – Мы нашли Купера, так что…
Сайлас внутренне скривился. Ему не нравилось оказываться неправым – или, во всяком случае, когда окружающие думали, что он неправ, а у него не было способа доказать обратное. И если библиотекарь начнет умничать…
– Что ты думаешь? – вместо упрека спросил тот. – Есть какая-то другая рабочая гипотеза?
Не оборачиваясь, Сайлас пожал плечами:
– А что, у тебя ее нет? Я думал, ты у нас тут самый умный.
– Я не знаю. Все слишком бессвязно, слишком… бессистемно. Но мы не договорили, и я… Я бы хотел услышать твои мысли.
Сайлас взглянул на него. Эшли все еще выглядел сонным. А еще задумчивым: теребил пальцы, смотрел за окно, в никуда. И говорил так, словно действительно пришел за помощью, а не доказывать, что Сайлас ошибался насчет их драгоценной Джеммы.
– Когда одержимость начинает проявляться физически, – сказал он Эшли, – ты сам знаешь, о чем это свидетельствует. И знаешь, какая это ступень.
По лицу Эшли пробежала тень. Да, конечно, он знал. Странно было бы аналитику этого не знать, особенно с его прошлым. То, о чем Сайлас начал говорить в пещере, – они оба знали, к чему должен был привести этот разговор, если бы их не прервали.