Женщина-с-пучком – у людей в белых халатах за пределами репозитория никогда не было имен – останавливается возле его стула и заглядывает ему через плечо. Он плохо ее знает, она появилась только в прошлом месяце; потом он подслушает, как ее назовут «доктор Геллер», но пока что она Женщина-с-пучком. Это первый раз, когда она с ним заговаривает: приветливо спрашивает, что на рисунке. Ответ не должен был ее удивить – это место, которое он всегда проезжает по пути из репозитория сюда. Раз в месяц, когда можно увидеть дорогу, другие машины, даже людей из затонированного окна автомобиля. Он всегда видит именно их: эти домики с коричневыми крышами, эти грузовики и этих коров. Коровы ему особенно нравятся: у них красивые пятна и их интересно рисовать.
«Точно! Это же ферма „Уилкинс Биф“, – почему-то радуется Женщина-с-пучком, – она на западном шоссе, очень похоже! У тебя отличная память… И ты очень внимательный, молодец. Не каждый бы заметил столько деталей! А можно мне взять рисунок?»
Он не показывает вида, но на самом деле он так рад, что, конечно, дарит ей эту идиотскую мазню. И другой рисунок, тот, что под ним, – на нем Грегори из репозитория и доктор Янг в своих смешных очках.
И вот что унизительно: он ведь старался. Из кожи вон лез ради похвалы.
Недоумок.
Конечно же, после этого к плаванию, бегу, прыжкам и упражнениям добавляются тесты на зрительную память. Они стали проверять его рисунки, и теперь их нельзя было выносить из комнаты ожидания. А однажды он увидел, как в репозитории доктор Эйбл просматривает его альбом – с низко опущенными бровями и поджатыми губами, – и постепенно он разлюбил рисовать. Доктора Геллер куда-то перевели через пару лет, но было уже поздно: ее одобрение ядом въелось так, что и сейчас стояло в ушах, словно издевка.
«Ты очень внимательный».
Сейчас воспоминание об этом привело его в бешенство. Внимательный?
Не заметил трещину в камнях. Не успел отскочить. Вовремя не понял, что этот тупой мальчишка, Брадан, притащит сюда остальных деревенщин.
Внимательный, кретин, как же. Теперь стой, осел, у порога шахты и думай, как попасть внутрь!
И Сайлас с яростью затоптал окурок в свежий снег.
Утро осталось сотни часов тому назад. Но даже сейчас на улице все еще стоял день – такой длинный, как будто кто-то поставил его на паузу. Время, всегда считал Сайлас, должно тянуться медленно, когда ничего не происходит, и бежать вперед, когда вокруг бушует шквал событий. Но в Глеаде оно каждый раз давало сбой: за эти часы, что он здесь провел, небо осталось таким же бесконечно серым, а в тусклом лесу вокруг совсем не прибавилось теней.