Он уже собирался завалиться спать, когда увидел мертвенно-белый листок бумаги на кухонном столе:
«Не смогла дозвониться. С тобой свяжется мой адвокат».
Как много слов, чтобы объяснить одно единственное – развод.
Положив листок обратно на стол, Джейден достал телефон, отключил авиарежим и нырнул в последние вызовы. Как странно. Контакта с именем Несса там не было. Когда они разговаривали в последний раз?
Неудобное, словно неразношенные туфли-маломерки, состояние не отпускало. Он попытался ощутить хотя бы понятную боль, раскурочившую внутренности, но ничего не чувствовал.
Проходя мимо прихожей, Джейден заметил порванный пакет с пустой книгой, испачканной его пьяным бредом и нелепым рассказом про собаку, написанным детской рукой. Сейчас он вспомнил ту лохматую морду в колтунах, из пасти которой свисали липкие слюни. Мерзейшее создание.
Пальцы, перепачканные засохшими кусочками рвоты, сами потянулись за ручкой. Он не был пьян, но чувствовал себя жалким пьянчужкой с одинокого, наводящего смуту стула в покорёженном проёме дверей заброшенного дома.
Плотину запретов сорвало. Две субличности, уживающиеся в одном теле, перемешались, спутались, как провода от наушников. И из них родился кто-то третий.
Он не знал, что делать со своей зависимостью. Не мог с ней жить. Пытался изо всех сил, сдерживая ежедневные, ежеминутные позывы, постоянно держа в уме заветное «завтра», когда в очередной раз позволит себе сорваться. Обещал себе: «Давай не сегодня. Завтра».
Пустота внутри разносила эхом: «Завтра, завтра, тра… тра…». И эти глухие отзвуки задевали натянутую до предела тетиву самообладания.
Он так и не научился жить со своей зависимостью, каждый день проживая в борьбе. Чувствуя, что его собственный мозг воюет на стороне врага, пытаясь убить своего невольного раба.
Но страшнее всего – он не мог об этом никому рассказать. И не придумал ничего лучше, как начать писать. Для себя, исключительно для себя. С тайной надеждой, что когда-нибудь кто-то из близких, тех, кого он уже обидел и обидит ещё бесчисленное количество раз, сможет понять.
На прощение рассчитывать было глупо.
Утро начиналось тогда, когда организм переставал содрогаться от рвотных позывов при одной мысли что-то закинуть в рот. По крайней мере, Джейден Аллард отмерял свои дни с этого сакрального момента и до мгновения полного забытья, когда проваливался в полусон-полубред, держа в одной руке ручку, а в другой – узкое, обтянутое фольгой горлышко бутылки.