Захватил и четыре блока, продаваемых только за валюту «Dunhill». Они характеризуются свежим послевкусием, с нотками сладости и неразбавленным чистым и дорогим табачным запахом. Это и является главной отличительной особенностью по-настоящему качественного во всех отношениях продукта. Сигареты упакованы в бордовую красивую квадратную пачку с выгравированным на ней логотипом компании. Только одним своим видом они указывают на респектабельность своего обладателя.
За валюту-то – за валюту, но недавно руководство «Интуриста» большую партию развалютили. Для своих нужд.
Ну, дело немудрёное. Сначала завезли партию большую, чем нужно, а потом, с истечением сроков возможного хранения в явно неприспособленном для этого складе, оставшуюся партию и развалютили. Немного перепало и Гиме. Он их испольщует как взятку высшему составу чиновников всякого рода. Помогает моментально решать все вопросы.
Ментовская баня, конечно, отличалась от спортивной – возраст участников не тот, да и подготовка не та. Ограничились обычной парилкой с добавлением в воду кваса и легким хлестанием себя дубовыми вениками, березовые менты не признают. После парилки – щадящий душ. И только Гордиенко да Гималайский решились на обливание друг друга холодной водой. Тем более, что высокие районные начальники все время поглядывали на дверь, за которой находилась раздевалка и заветный холодильник.
Но вот конец экзекуциям. Старшие: Хрусталев, Гунько и Петров в фетровых шапках расселись вокруг импровизированного каменного стола, непонятно и для чего здесь находящегося. Гималайский с Гордиенко, как самые молодые, принялись накрывать на стол. Тарелки и столовые приборы Гима, конечно же, прихватил с собой из ресторана. Красную рыбу, сырокопчёную колбасу и балык менты встретили одобряющим гулом. Выставленные на стол бутылки пива в размере ящика вызвали одобряющую реплику Хрусталева, обращенную к Гунько: «Хорошие у тебя подчиненные, Николай Семенович». Можно подумать, Хрусталев не знает кто Гима такой. Все сделали вид, что ничего не поняли. Кто их, ментов, разберет, что у них на уме?
Но когда Гималайский сходил еще раз в раздевалку и с загадочным видом внес большое блюдо, накрытое фольгой, а потом, как заправский факир, сдернул ее, и на ясны ментовские очи предстали уже отваренные ярко-красные и густо посыпанные сочной зеленью огромные фаланги краба, баню огласил вопросительно-восклицательный возглас: «Уууухххх-ты! Да что это?»