На Онегине был сюртук из дорогого английского сукна, жилет из шелковистого атласа, рубашка и шейный платок, завязанный с особым изяществом. Но теперь всё это было в таком состоянии, что ни один портной не узнал бы своего творения. Края сюртука были оборваны, ткань местами протёрта до дыр, а пуговицы отсутствовали. Жилетка, некогда ярко-синяя, теперь была выцветшей и грязной, с несколькими крупными разрывами, сквозь которые виднелась изорванная рубашка. Платок, некогда белый и воздушный, теперь был серым и мятым, как старая тряпка. Светлые волосы, некогда аккуратно зачёсанные и уложенные, теперь торчали во все стороны. Лицо, заросшее щетиной, было грязным и усталым, с глубокими тенями под глазами, говорившими о бессонных ночах. Резкий свист ветра внезапно заполнил уши Онегина звуком, напоминающим смех.
Внезапно, в этом безмолвии, стал прорисовываться мужской силуэт. Он словно возник из самого света луны. Фигура была окутана призрачным сиянием, мягко рассекающем ночную тьму вокруг. Онегин замер, в нём заколебались чувства, как ураган в спокойном море.
Наконец он смог рассмотреть теперь уже вполне осязаемого путника. Тот был облачён в белую рясу, развевающуюся на ветру. Этот наряд придавал его облику божественную лёгкость. Волосы, длинные и волнистые, спадали на плечи, словно золотые лучи солнца, отражённые в воде. Лик мужчины излучал такую теплоту и умиротворение, что Онегин, застывший в недоумении, почувствовал удивление.
Когда человек в рясе подошёл ближе, Онегин заметил его глаза – глубокие и светящиеся добротой. В них отражалась вся палитра эмоций: мудрость древних времён, сострадание к потерянным душам и свет, способный растопить даже тьму. Глядя в эти глаза, Онегин ощутил, как его собственные страхи и сомнения начали отступать.
Улыбка Человека была мягкой и искренней, она согревала, наполняя всё вокруг лёгким теплом, словно весеннее солнце, просыпающееся после долгой зимы. Онегин ощутил, как в его сердце зарождается надежда. В облике скитальца читалось понимание всех страданий и потерь, которые он нёс в себе.
– Кто ты, странник? – спросил Онегин, дрожа от неожиданного волнения.
– Я – Иешуа, тот, кто пришёл в мир, чтобы возвести потерянные души. Я здесь, чтобы свидетельствовать о надежде, которую ты давно забыл, – произнёс он, и его голос прозвучал как мелодия, пробуждая глубоко спрятанные чувства.