Тело просто зажило отдельной от разума жизнью – возжаждало прикосновений, влажных, горячих поцелуев… И единения тесного, и движений нетерпеливых…
Стало ясно, что на этой мысли можно смело заканчивать самокопание.
Дело сделано. Качественно сделано. До звона в ушах, до подрагивающих ног, до мышечных судорог и сладкой пульсации.
Ника вздохнула облегченно, словно примиряясь с собой, а потом открыла кран с горячей водой.
Появилась распаренная, сонная, но с четким намерением прямо сейчас вернуться к родным.
– Далеко собралась, лисичка? – саркастично заломив бровь, спросил Марк.
– Домой, – в некотором недоумении, ответила Ника.
– Если бы тот ржавый стилет хотя бы оцарапал нежную шейку, лежать бы тебе тихой у ног укуренного придурка или загибаться от столбняка в районной поликлинике. Как считаешь, мы квиты? Или быть может, ты еще хоть пару часов будешь мне благодарна?
– Ну и сволочь ты, – покачала головой Ника.
– Ну, соври еще, что не понравилось, – по-чеширски улыбнулся Марк, а на щеках Ники заалел мягкий румянец.
Она осталась еще на час, а потом еще на один. Уже к утру Нику сморил тяжелый, пустой сон, а Марк, зевнув лениво, укрыл девушку, повыше натянув одеяло на плечи, и решил, что заберет ее с собой в столицу. Захочет Ника или нет – было неважно.
Слишком золотой девочкой оказалась его находка. Слишком яркой для загибающейся провинции. Просто вылитая лисичка.
– Я никуда с тобой не поеду! – в который раз повторила Ника, зло смотря на развалившегося поперек постели Марка.
Сама она вышагивала по номеру, забыв потуже запахнуть разошедшийся на груди халат.
– Разве я спрашивал? – в удивлении изогнул брови Марк. – Я поставил тебя в известность. Выезжаем через четыре часа, хочешь ты того или нет.
– Ты не понимаешь! – в отчаянии заломив руки, крикнула Ника.
– Так объясни, толком, вместо того, чтобы орать, – спокойно ответил военный.
– Я не могу уехать. Я живу не одна, – уже спокойнее отозвалась девушка и присела в одно из кресел, подтянув под себя ноги.
Марк рассмеялся. Нагло, от души. Даже головой покачал. Когда веселье поутихло, утер глаза и наконец, ответил:
– Ты в серьез предполагаешь, что твой муж, любовник, сверхактивный сосед, да черт возьми, кем бы ни был этот придурок – веская причина? Плевать мне на твоих сожителей. Если тебе нечего взять с собой, тогда сразу на вокзал, – на этом выражение его лица сделалось жестким, словно он все для себя решил.