Сашенька долго смотрела в окно. Пушистая верба чуть покачивала ветками, усеянными желтыми нежными цветами, похожими на заячьи хвостики. Зеленая лужайка перед домом. На ней неугомонный Никита рубится с деревенскими мальчишками в «чижа». Дети весело гомонят, солнце светит. В руке у Сашеньки замер листок бумаги. Серый, равнодушный. Мертвый. Смерть – жизнь. Смерть – жизнь. Сколько раз за последние полгода эта жутковатая загадка предлагалась ей к решению? Норовистая судьбинушка, держащая кулачки за спиной: «А ну, угадай, в какой руке?» Судьба… Есть ли она? Или это просто цепь причин и следствий, связующая нас с рождения до могилы? Как все это тогда пошло и скучно!
Вот. У нее убили мужа. И что? Ничего. Он не угадал, в какой руке жизнь. Так же раньше или позже не угадаем и все мы. Можно плакать. Можно вот так смотреть в окно, можно верить в Божественный промысел и в смерть как в дар избавляющий. А вот жить нужно. Нужно жить. Тяжело, но нужно. Жизнь не игра, не цепь связующая, а Божий дар, что бы там ни твердили все эти философы вкупе с энциклопедистами.
Сашенька отмахнулась от этой никчемной зауми и еще раз перечла письмо Ворта. Ей вдруг открылось то, о чем она не задумывалась раньше: Владимир искренне любил ее мужа, был ему настоящим другом. Селиверстова многие любили. И крестьяне, и партизаны, и солдаты… Наверняка многие стояли над его могилой, поминали добром… Отчего же она, жена, не может? Сашенька мучительно вслушивалась, пытаясь уловить хоть искорку тепла в своей душе, хоть отзвук былого, хоть стон… Ничего. Только чириканье воробьев под стрехой, да ровный стук сердца.
– Что ж… Остается, значит, только помнить и быть достойной памяти. Господи, хоть заплакать помоги!
– Ма?
Сашенька обернулась. Перевалившись через порог, к ней весело полз Селиверстов-младший. Был он в одной рубашке, в ручонке крепко зажимал алую ленточку, еще недавно украшавшую белесые кудряшки Анфисиной Вареньки. Сашенька подхватила сына на руки, расцеловала, прижала к груди. Сразу сделалось тепло и уютно.
– Ма! – довольный своим геройством и отважным походом из детской Александр требовал продолжения игры.
Сашенька усадила его на колени лицом к себе, зачем-то зажмурилась и сказала ровным голосом:
– Твой батюшка умер, Александр.
Она боялась открыть глаза. Странно. Она боялась смотреть на сына. «Господи, помоги! Темно-то как!»