Мама выглядела немного странно. Красивая и опрятная, как всегда, но с каким-то неуловимым следом печали на лице. Видно было, что она плохо спала ночью – под глазами у нее темнели глубокие круги.
– Как твоя нога? – спросила она.
Я пожала плечами.
– Лучше.
Мама медленно кивнула и о чем-то задумалась.
– Лия, – сказала она тихо и чуть хрипло, – так получилось, что… Прости, но мы не сможем отпраздновать твой день рождения сегодня.
Мама бросила на меня быстрый взгляд в ожидании реакции, но я лишь недоуменно смотрела на нее. День рождения был единственным днем в году, когда мне разрешалось свободно бродить по особняку.
– Вульфус сегодня устраивает прием по случаю возвращения сына. Он пригласил всех членов Совета с семьями, и, сама понимаешь, нельзя, чтобы они тебя видели.
– Но…
– Мы отпразднуем в другой день. Испечем торт, как в прошлом году.
Я радостно закивала, забыв о том, что хотела сказать. Мне было абсолютно не важно, в какой именно день праздновать, если у меня будут свобода и Рэй. Мама все еще выглядела виноватой, и я почувствовала неладное.
– Я готова в любой день, главное чтобы Рэй пришел. Мы ведь позовем Рэя, правда?
Я пристально смотрела на нее. Мама закусила губу и покачала головой.
– Нет, Лия. Вульфус запретил вам приближаться друг к другу, помнишь?
Я думала, что она шутит. Не может быть, чтобы они всерьез считали, что могут так просто разлучить нас. Я растерянно развела руками, не зная, какой из очевидных доводов привести.
– Но ведь прошло столько времени… – сказала я наконец.
Мама взяла меня за руку и наклонилась ближе.
– Лия, послушай меня. Я приду к тебе завтра, и мы отметим твой день рождения вдвоем.
Мне хотелось кричать. Хотелось встать и разбить что-нибудь, швырнуть поднос с завтраком об стену, создать больше пятен: красных, синих, зеленых – пусть они заполонят все вокруг, пусть сольются в одно сплошное разноцветное пятно. Хотелось выпрыгнуть из окна и убежать куда-нибудь далеко… Может быть, навсегда. Я сглотнула.
– Я не хочу… – как можно спокойней сказала я, хотя слезы обвили мое горло. – Не буду праздновать.
Мама молчала. Сосновая ветка застыла над подоконником. Стрелки часов надрывно тикали.
– Как хочешь, – сказала она наконец.
Я думала, что она сразу уйдет, но она не шевелилась. Ее губы были белыми, как в тот день, когда мы в последний раз гуляли в саду нашего дома. Я почти ничего не помнила из той жизни: ни сад, ни дом, ни отца… Странно думать, что у меня когда-то все это было. Что-то по-настоящему мое.