Но у Касуми, когда она вошла сюда следом за Саваи, сердце бешено колотилось: ей казалось, будто она погружается в опасный водоворот темной безнравственности.
Они зашли в лифт и сделали вид, будто незнакомы друг с другом.
«Как не к месту эта одинаковая небесно-голубая одежда», – вдруг подумала Касуми, спокойно сняла пальто, вывернула его наизнанку и повесила на руку. Под пальто на ней было серое платье; теперь она могла не беспокоиться, что их заподозрят в знакомстве.
Снимая пальто, Касуми задела воздушный шар, который держала стоявшая рядом девочка; шар отскочил, словно по нему ударили, а девочка зло уставилась на Касуми. Саваи сохранял равнодушное лицо, но чувствовалось, что он едва сдерживает смех.
Лифт остановился на пятом этаже, и сразу громко зазвучал рок-н-ролл, перед глазами замелькала нарядная многоцветная толпа. В центре находилась большая стойка с натянутым над ней ярким полосатым тентом, вроде тех, что бывают на курортах. В основном здесь собрались молодые люди, мало кто пришел с детьми. Кроме парней в джинсах и кожаных куртках, густо накрашенных девушек в обтягивающих капри, со звенящими металлическими браслетами на руках, столь же неприятных, как завсегдатаи «Пасадены», было немало обычных молодых людей. Все они просто слонялись туда-сюда. Настроение у Касуми, пробиравшейся сквозь эту толпу, испортилось, но, следуя на некотором отдалении за Саваи, она в глубине души понимала, что во всем полагается на него.
Саваи обошел стойку и остановился около музыкального автомата, который оглушительно ревел и рассыпал вокруг завораживающий радужный свет. Возле автомата собралась молодежь в джинсах и капри – все слушали с серьезными лицами, отбивая такт ногой. Высокий, заметный издалека Саваи в небесно-голубой куртке смотрелся среди них как-то одиноко.
«Я смотрю на Кэй-тяна так же, как тогда, на станции „Токёэки“», – подумала Касуми. В глаза ей бросилось, что он совсем не похож на того оживленного юношу, каким казался, пока они были вместе, а выглядит потерянным, опустошенным, словно утратившим цель. То был образ охотника, но охотника-одиночки, который бродит по лесу без спутника, без собаки, без ружья. А вокруг него стоит птичий гвалт и витают звуки, издаваемые шумными обитателями лесной чащи.
– Кофе? – спросил бармен за стойкой.