И никто не посмел сказать поперёк царских повеленных слов.
Обозы с ратными запасами немедленно пошли к пределам Ливонии, и знатные воеводы, Иван Мстиславский и Пётр Шуйский, повели московские полки на неприятеля.
Пылая ревностью загладить неудачу первого похода, Саин-Булат предстал перед правителем и воскликнул с жаром:
– Отец мой сложил голову за русское государство, и я не пожалею живота своего! Куда ты меня, царь и великий князь, пошлёшь – всюду пойду и на всех недругов буду заодно!
Иоанн ласково взглянул на Саин-Булата.
– Господь благоволит мне, прибавляя доброго верного слугу, – произнёс растроганно и положил руку на плечо молодого хана: – Вверяю тебе передовую дружину, храбрейших людей. Вооружайся добре и отправляйся в Орешек.
Иван Васильевич быстрыми шагами сходил в царскую комнату и вернулся с весёлым восклицанием:
– Его я дарю тебе на память! Он всю тысячу золотом стоит! Пусть остережёт твою голову: она мне дороже всего на свете! – И в порыве великодушия вручил своему верному подданному золотой шелом[53], украшенный узорами и следами войны: вмятинами и царапинами.
Саин-Булат пробежал взглядом по высеченной на нём надписи: «Шелом князя Ивана Васильевича, великого князя, сына Василия Ивановича, господина всея Руси, самодержца», – и засверкали радостью тёмные глаза его.
…А и как конь под ним – как бы лютой зверь,
Он сам на коне – как ясен сокол;
Крепки доспехи на могучих плечах:
Куяк и панцирь чиста серебра,
А кольчуга на нём красна золота.
А куяку и панцирю цена стоит на сто тысячей,
А кольчуга на нём красна золота,
Кольчуге цена сорок тысячей;
Шелом на буйной голове замычется,
Шелому цена три тысячи…
В то время, как воеводы Мстиславский и Шуйский возглавляли победоносную русскую армию в Ливонии и, действуя в высшей степени удачно, с лёгкостью брали города, Саин-Булат направлялся в Карелию поучаться ратному искусству с небольшим полком.
Дорога, ведущая к Орешку, пролегала по пустынным, малонаселённым землям, наполненным непроходимыми лесами, опасными топями, холодными озёрами и реками, мчащимися стрелою по большим камням. Через гранитные валуны крепкие лошадки-битюги, жилясь, тащили пушки и возы с припасами и шатрами. В шатрах спали ратники, а сам воевода почивал на открытом воздухе, подостлавши под себя конский потник и положивши седло под голову.