– Ну, уколы типа! – закатила глаза Соня.
– Ладно, ребят, пошли, – сказал я. Правда, остался стоять на месте.
Собственно, не сдвинулся никто – всем было интересно, что там сейчас происходит в процедурном.
Мы замолчали и прислушались. Миха прилип ухом к двери.
Соня фыркнула:
– Подслушивать нехорошо, вообще‐то!
Мой друг только отмахнулся.
Соня снова фыркнула и сложила руки на груди. Через какое‐то время она тоже прижалась ухом к замочной скважине.
– М-может, с-такан принести? – предложил Хали-Гали.
Соня и Миха вдвоём зашипели на него, чтобы закрыл рот.
На какое‐то время мы замолчали. Повисла тишина, но скоро из десятой палаты вывалился Рита. Он ржал, как лошадь Пржевальского, и подушкой отбивался от наседавшего на него Олега.
Вообще‐то Риту звали Эрнест, но это имя никак не шло широкомордому пацану с носом-картошкой и коротким ёжиком на голове. Эрнест вечно ходил в одежде фирмы «Puma». Майки, штаны, шорты, носки – всё было «Puma». А если представить, что лого написано не латиницей, а русскими буквами, прописью, то получается «Рита». Так и прозвали.
Рита размахивал во все стороны подушкой, а прямо на него дуром пёр Олег, охаживая «морковкой» из свёрнутого полотенца.
– Халитов! Краско! А ну, марш в палату, и чтоб тихо сидели мне по кроватям! – разразилась криком Сова.
Мы не знали, как зовут постовых медсестёр, а спросить имя – никому не хватило ума. Поэтому мы называли их Сова, Стрекоза и Молоденькая. Молоденькая, конечно, была самая добрая из них.
И красивая.
– Я что сказала? Ушли отсюда! Краско, ещё раз подушку в руки возьмёшь, я тебе клизму сделаю!
При упоминании про клизму пацаны перестали галдеть и послушно убрались из коридора.
Сова посмотрела на нас. Её огромные глаза на ещё более огромном пухлощёком лице превратились в две маленькие щёлочки.
– А вы чего тут трётесь? Вам же сказали, что колоться после обеда!
Переглянувшись, мы разошлись по своим палатам.
Собственно, мы ничуть не жалели, что только зря проторчали у процедурного. Во-первых, ошеломительное появление странной девчонки того стоило. А во-вторых, уколы после обеда значило, что можно сократить для себя тихий час.
Честно говоря, ничего не имею против него. Я даже в чём‐то любил сон-час за то, что однопалатники ведут себя тише обычного и можно спокойно почитать. Но хоть немного нарушить привычный распорядок – это святое, иначе можно околеть от скуки.