Российский колокол № 4 (48) 2024 - страница 25

– Ты, брат, давай уже, что ли, напрягись. Постарайся ещё что-нибудь такое-этакое закрутить. А то сам ещё надуется не дай бог и устроит тебе «счастливые времена» на остаток дней. С таким-то сволочным нравом, как у него, ему это раз плюнуть будет. Только и умеет, что гнобить и мытарить, мытарить и гнобить. Впрочем, в этом, собственно, и заключается весь стиль его недалёкого руководства.

После чего Смекалов потёр виски и дописал: «С неподдельным уважением к вашему незаурядному управленческому таланту и искренним восхищением высокими человеческими качествами».

– Всё, пожалуй, сейчас именно то, что доктор прописал. Такое поздравление и министру отправить незазорно. Пилотаж!

От благостных мыслей его оторвал настойчивый звонок в дверь. Звонил курьер. «Поздравительная открытка? Интересно, от кого она могла бы быть?»

Смекалов взял со стола ножичек и осторожно вскрыл доставленный конверт. Нельзя сказать, что содержимое конверта сильно его удивило.

– Ну так кто ж ещё, если не Мудров. Десять лет как-никак работает у меня заместителем. Отметиться, значит, решил, шельма. Ну-кось, посмотрим, на что ты там сподобился, – пробормотал польщённый Смекалов и надел очки.

«…От души поздравляю вас с нашим общим праздником – Днём печати. Искренне желаю крепкого здоровья, профессионального долголетия, а также побед на любовном фронте. Горд и счастлив работать с таким грамотным руководителем и замечательным человеком…»

Рояль стоял в кустах. Хотя ему совершенно не подобало там находиться. Марфа, нынешняя хозяйка рояля, пристроила его сюда из-за нехватки места в дворницкой. Потаённая мечта Марфы – приобщиться к культуре и аристократизму тех, на кого она всю жизнь горбатилась, – сподвигла её уволочь инструмент из полупустой квартиры (хозяева, прихватив только самое необходимое, подались за границу) сначала к себе в комнатушку, а потом во двор, в укромные кусты, где небольшой навес мог защитить его от дождя. «К зиме снова домой заберу, места, правда, с воробьиный носок – ну да ничего, потеснимся», – думала Марфа.

Вечерами она пробиралась к роялю, ставила перед ним дощатый ящик, открывала крышку и корявыми, предварительно тщательно вытертыми пальцами блаженно давила на клавиши. Рояль простуженно вздыхал: постанывали бемоли, поругивались диезы, но звуки завораживали, манили в неведомый, чарующий мир музыки. Глаза Марфы слезились, она была как бы и не она вовсе, а изящная барышня, и рядом с ней стоял, слегка облокотившись на рояль, бравый поручик. Его образ был накрепко запечатлён в её памяти: ещё бы, дочка-то – вылитый папаня получилась, ни дать ни взять – половина благородных кровей на личике ангельском выписана. И не жалела Марфа никогда, что приглянулись они с первого раза друг другу. Ночью постучался, она дверь и открыла. Не устояла. Потом, правда, когда всё обнаружилось, выставила её хозяйка на улицу, не пожалела (поручик-то для её дочери приваживался, а тут такое).