К слову, Анатолий Степанович – это директор одного из департаментов того же ведомства, по которому служил сам сочинитель, а точнее, непосредственный руководитель взявшегося за перо чиновника.
Вот уже полчаса, как Смекалов, обняв руками горячую плешь и пританцовывая полными, обутыми в домашние тапочки из овчины ножками, изо всех сил старался придумать поздравительный текст, но дело у него шло из рук вон плохо. Ничего ровным счётом не шло в голову, разве что глухое раздражение щемило висок, но оно, как известно, является слабым катализатором вдохновения.
– Ну чего бы такого сочненького написать этой истрёпанной калоше, – ворчал Смекалов, ковыряя огрызком химического карандаша в ухе, пунцовом от усиленных когнитивных процессов. – Нормальные люди давно уже друг другу эсэмэски шлют, – злился он, – письма электронные отправляют. Этот же индюк облезлый любит, чтобы всё было как во времена оны. Чин чином. Чтоб почтальон обязательно депешу, как материальное свидетельство верноподданных чувств, доставил. Чтобы было, значит, чем на пенсии перед внуками щегольнуть: «Ну-ка, взгляните, детки, какое дед на службе уважение снискал».
Вот и я так думаю, на пенсию ему пора, к внукам. Лет уж десять как пора. А он всё сидит в своём кабинете, точно истукан с острова Пасхи. И, что самое обидное, ведь не дождёшься, когда место мне очистит. Порой даже кажется, что меня самого на пенсию раньше определят.
«А вот это уже, что называется, идея!»
И он, смочив слюной карандаш, ровным почерком вывел: «Желаю вам оставаться ещё долгая-долгая лета на руководстве нашим департаментом!»
– Сам же как будто и не видит, что кислород всем перекрыл, – продолжил раздражаться Смекалов. – Впрочем, о чём это я, конечно же, видит и чувствует глубокое удовлетворение. Дураку же ясно, что не уйдёт он по-хорошему, если только не окочурится ненароком. Одна только, прости, Господи, надежда, в общем и осталась. Ух ты, опять неплохая мысль! Ишь ты как процесс пошёл, однако.
И он, пока не запамятовал, торопливо написал: «Желаю вам богатырского здоровья и кавказского долголетия».
Потом он, уже совсем разойдясь, пожелал начальнику новых трудовых свершений, материальных (куда ж без них) благ и даже (на всякий случай) побед на любовном фронте…
Наконец чиновник оглядел критическим взглядом свои письмена и остался недоволен. Текст показался ему куцым, невыразительным и, что самое ужасное, не исполненным должного почтения.