Тем не менее, начиная с 1961 г. я никогда не прекращал сочинения стихов. Надо сказать, что парадокса в одновременном занятии наукой и поэзией нет. Мандельштам говорил, что Ломоносову химия помогала. Без притязаний на сравнение скажу, что мне помогала математика. Многие ученые пишут стихи, и вопрос только в том, хватит ли энергии заниматься наукой и поэзией одинаково самозабвенно.
Итак, тридцать лет я упорно писал в стол, но не ощущал себя вне литературной среды. В семидесятые Академгородок был третьей, после Москвы и Ленинграда, культурной столицей России. К нам приезжали знаменитости, а место было маленькое. Благодаря этому обстоятельству, судьба подарила мне знакомство и дружбу с замечательными литераторами, среди которых Фазиль Искандер, Александр Кушнер, Борис Балтер и Аркадий Стругацкий. Уже в Москве я подружился с Олегом Чухонцевым и Евгением Рейном. Фазиль Искандер написал предисловие к моей изданной в начале перестройки небольшой книге стихов. Я стал активно печататься в литературных журналах. Моя новая книга «Перед небом» – избранное, содержит более половины написанного за сорок с лишним лет литературной работы, хотя многие важные стихи, как прежних лет, так и недавние, в нее не вошли.
Несколько слов о поэзии в моем понимании. Что заставляет писать стихи? Меньше всего – желание славы. Бродский сказал, что сочинение стихотворения есть физиологический акт. Верно. Неизвестно, почему и как в голове начинают звучать новые сочетания слов, новые ритмы – и только перенеся их на лист бумаги, испытываешь освобождение и облегчение. Но это не все. Еще он сказал, что у поэта есть долг перед языком. Да, поэтическое слово – квинтэссенция языка. Но и это не все. У поэта есть долг перед миром, в котором он живет, – перед нашим огромным домом, где ходят облака, падают дожди, летают птицы, стоят города, светятся окна. Поэт остро чувствует связь с этим миром, который ожидает неясное и, может быть, тревожное будущее. Именно ему порой дано услышать сигналы, чреватые грядущим. Тогда он просто обязан превратить их в звуки и – «глаголом жечь».
В моих стихах нередко звучит тема войны. И не потому, что я воинственный. Война, особенно будущая, – к сожалению, грозная реальность. Если у поэта возникает императив говорить о войне, он не вправе молчать. Я начал писать о войне в мирное застойное время, в середине семидесятых. Стихотворение «Начнись, война» друзья-поэты и слушать не хотели, советовали уничтожить. Только Искандер похвалил и назвал его «верхом поэтической смелости», дав таким образом высшую оценку, которую я когда-либо получал.