То есть:
ЧЕМ СИЛЬНЕЕ РАЗВИТЫ В ИНДИВИДУУМЕ МНИТЕЛЬНОСТЬ И ВПЕЧАТЛИТЕЛЬНОСТЬ, ТЕМ ИЗОЩРЕННЕЕ, СТРАШНЕЕ И БОЛЬНЕЕ НАВЯЗЧИВЫЕ МЫСЛИ НАВЯЗЧИВОГО СТРАДАЛЬЦА!
Ответственность и порядочность. Качества, не нуждающиеся в какой-либо расшифровке.
Внимание… именно эти два положительных качества и вызывают в нас страдания, так как идут в разрез (в противоречие) с деструктивной мнительностью, усиленной страшными картинами впечатлительности.
Вот эти черты характера, друзья мои, по моему субъективному мнению (да и по логике) объединяют всех навязчивых страдальцев.
4. Личный опыт обращения к психологам
Когда мне исполнилось двадцать лет я вполне созрел для общения с врачевателями психики по поводу мучавших меня тогда навязчивых мыслей и состояний. Спинным мозгом ощущая одинаковую природу всех своих “бед”, я решил ограничиться разговорами только лишь о двух своих навязчивостях, полагая, что при удачном избавлении от них все остальные либо уйдут сами собой, либо я получу в руки “механизм” для их избавления. Мне наивно казалось тогда, что с помощью, например, гипноза (который предлагался тогда повсеместно) можно залезть мне в голову, нащупать червоточину и выдрать заразу с корнем.
Навязчивость первая. Примерно в семилетнем возрасте, находясь в деревне у своей любимой бабушки, в компании сверстников, я услышал историю. Рассказчик сообщал о том, что тайно подложил другому мальчику под одеяло неприметный кусочек стекловаты (“колючий” утеплительный строительный материал). Тот, кому ее подложили, никак не мог понять от чего у него появился зуд во всем теле, и сильно расчесывал себя. Всем было смешно. Кроме меня. Для меня это было ужасно. И самое главное, что я совершенно не понимал как тому мальчику, которого я не знал (если бы знал – сказал бы ему), понять и избавиться от причины этого зуда. И на столько тогда я впечатлился тем, что неприметная стекловата может вызвать столько проблем, что стал избегать встреч с этой самой стекловатой. Это переросло в стойку навязчивую мысль. Любыми способами я избегал проходить рядом с ней, одним своим видом вызывающей у меня страх и физический зуд. Мне казалось, что я дотронусь до неё и буду, как тот мальчик, чесаться, чесаться и чесаться… всю свою жизнь. А когда приходилось невольно проходить очень близко к ней, то я не был уверен, что каким-то образом случайно не коснулся её. Отчетливо понимая гипертрофированность своего страха, я, тем не менее, очень долго ничегошеньки с ним не мог поделать.