– Куда его положить? – спросил тот, что постарше у встретившей их Натальи. Та, ничего не понимая, указала рукой на дверь в гостиную и молча распахнула ее перед ними. Пройдя к дивану, убрала лишние подушки, освобождая место, и отошла в сторону.
Офицеры пронесли заросшего щетиной, с болезненной гримасой на лице мужчину на диван и принялись снимать с него шинель. В это время в комнату вошла встревоженная Евдокия Ивановна. Она замерла на некоторое время на пороге, прижав к груди сжатые в кулачки ладони, потом с глухим стоном бросилась к дивану, упала перед ним на колени.
– Степушка, сыночек, – запричитала она, целуя заросшее щетиной лицо. – Что же случилось с тобой, почему я ничего не знаю? Ты ранен. Но сейчас же нет никаких военных действий. Что, скажи мне, что с тобой? Или ты просто болен? – продолжала она быстро задавать вопросы, не давая времени на ответ. По ее щекам беспрерывными ручейками скатывались слезы.
Мужчина на диване сжал зубы, из-под прикрытых ресниц к вискам скатились слезинки. Офицеры стояли молча, держа снятые фуражки на согнутых в локте руках. Наконец мать пришла в себя, встала с колен, и офицеры закончили раздевать своего товарища. Евдокия Ивановна повернулась к замершей в сторонке Наталье:
– Это сынок мой, Степушка, – сообщила она и добавила с затаенной гордостью, – офицер, поручик.
Страсти на время улеглись. Хозяйка предложила гостям раздеться, те охотно приняли предложение. Кухарка на скорую руку накрыла стол, выставив холодные закуски и запотевший графин с водкой. Безучастно лежавший до этого, Степан попросил освободить его ноги от пледа. Наталья нерешительно подошла и размотала плед. Взорам присутствующих открылись замотанные бинтами удивительно короткие ступни. Побледневшая мать тихим испуганным шепотом спросила:
– Господи, что это?
– Пальцы ампутировали, – глухо ответил Степан, опуская осторожно ноги на пол и садясь на диване. – Инвалид я теперь.
– А служба как, карьера? – не осознавала случившегося мать.
– Что тут непонятного. Закончилась моя служба, и карьера закончилась. Уволен по состоянию здоровья, с пенсионным содержанием.
– Да как же так, – тихо заплакала мать. – Мы с покойным отцом мечтали тебя хотя бы майором увидеть. Горе-то какое.
– Ничего теперь не изменишь, – впервые подал голос старший из офицеров. – Можно сказать, пострадал за царя и отечество. На таких наша армия держится.