«Ненормальная» видела только дом… Она прислонилась к фасаду. «Ну, здравствуй, дружочек! Сколько лет, сколько зим?!» Дом, хмурый и мокрый, насторожённо молчал. Он всеми онами смотрел на пришелицу, изредка поскрипывая незакреплённой ставней. Женщина приложила озябшие ладони к шероховатым дощечкам облицовки и… почувствовала живое тепло. «Дорогой ты мой…» Надя уходила за угол, оглаживала тесины, похлопывала по завалинке: «Дорого-ой…» – она прижималась щекой к скользким доскам. Народ поглядывал на странную гражданку и, хмыкнув, растекался по переулкам. Ватага любопытных голубей снялась с карниза и загулила, и затанцевала по слякоти малиновыми лапками.
Ничего не изменилось… Курится тот же дымок с узорчатых труб, лениво расстилается на покатой крыше. И крылечки – вот они! Надя прошлась по широким гранитным приступкам. Вновь очутилась у ворот. Здесь, оседлав эти огромные с калиткой ворота, когда-то моталась: взза-ад и вперрёд! взза-ад и вперрёд! – отводила душеньку мудрая на выдумки мелюзга. Ворота надрывно визжали. Малышня радостно гоготала. И, как на грех, в разгар веселья, словно из-под земли, выпрыгивала, размахивая метлой, грозная дворничиха тётка Фрося! «Ах вы, яззвило бы вас совсем, а! Сломаете жа! Смотрите, вороты и так еле дышут! Ну что вы за дети, а!» Ох, боялись её местные карапузы! Замешкаешься – попадёшь под жестокую метёлку! Побаивались тётю Фросю и взрослые, мол, бабка крутого замесу.
А… здесь что написано? Сквозь слёзы, застилавшие глаза, Надя прочитала: «Историческая ценность. Охраняется законом». Дыхание спёрла гордость: «Вошёл в историю!..» Вот и правильно. Значит, берегут краелю-бы родимую сторонушку!
Этот терем резной был когда-то собственностью братьев – известных на Урале купцов. Каменный. Добротный. Украшенный затейливыми кружевными наличниками. С сырыми подвалами и двумя большими дворами. В первом – хозяйском дворе, подковой возвелись мрачные одно- и двухэтажные строения, похожие на барбаканы[1], для торговых гостей и челяди. Другой, мешкообразный, был конный с просторными конюшнями и захолустными бараками, где обитали конюхи и кузнецы да прочий служивый люд. А за бараками – речка Миасс с камышовыми закутками да шелковистыми берегами! Матушка-речка, речка-подружка! Ох, и бултыхались же в ней, родимой! С утра до ночи топориком ныряли с деревянного мосточка, нечаянно смахивая постирушки местных хозяек-чисто́ток! Барахтались, держась за надутые наволочки – оттачивали пло́вчее мастерство. Зимой катались с горки прямо в застывшую речку на тарантайках