Через две минуты они были хоть выжимай и никак не могли оторваться друг от друга.
– Пойдем, прошвырнёмся. Представляешь, всё пусто.
– Да, здорово.
Он поднимал её на руки, как будто прикидывая, по плечу ли, и они снова целовались, и дождь обволакивал их, и лилось с неба, и плавали в этом море прошитые светло-серым туманом аллеи покинутого парка, и деревянная крыша, непонятно для чего поставленная прямо посреди казавшегося игрушечным леса, – просто можно где-нибудь сесть и прижаться, и держаться, крепко-крепко.
Вот такой дождь.
Костя довёл её до дверей. Прощание почему-то получилось немного скомканным.
– Ну, пока, у нас все старухи жутко любопытные.
– Так ночь же… Ну, привет… Я тебе напишу…
– Смотри не обмани… Я тогда отвечу.
Он шёл, давно уже не чувствуя падающих капель, чуть впереди или, он не знал, позади последнего троллейбуса, и был… Наверно, счастлив. И не любил её. Ни минуты, может быть, даже ни секунды, и отчётливо это знал. Да и она его (с чего бы?).
«Но зачем, зачем я сюда шёл?» – но счастливые никогда не знают ответов, и даже вопросы в их устах выглядят несколько странно.
Месяца через два они буднично, почти по-деловому, расстались. Впрочем, они едва ли были вместе. Хотя Костя успел ей написать целую кучу писем (пять или шесть). Он понял, что почти впервые в жизни испытал счастье – счастье, когда тебе выбегают навстречу в спортивных тапочках под проливной дождь после безнадёжного броска на горящий свет. И пытаясь её за это отблагодарить, почти полюбил. Почти.
Одного только Костя не понял. Ведь он воистину бесцельно пустился в путь – от одиночества и скуки, тоски и усталости – и нашёл, как ни странно, почти самые удивительные минуты своей, тогда ещё только начинавшейся юности, которая потом оказалась наполненной отнюдь не одними удачами. Чуть ли не от нечего делать он кидался мокрым щебнем в окно, чтобы помнить, что да – бросал, да – ночью, да – в дождь. А девушка в спортивных тапочках, почему она ответила на его полуночный зов? Ведь кто он был ей? Кто она ему?
И лишь спустя несколько лет до него вдруг внезапно дошло, что молод и не всегда счастлив был не один только он, что у закрытого окна – всегда два пленника, и что, возможно, ей тоже очень помогла память о том, как когда-то однажды она, в такую же ночь и дождь, второпях выбегала навстречу кому-то в ответ на слабый стук камешков о стекло.