Цезарь замер над письмом, снова и снова вчитываясь в текст.
– Апулия… Конезавод… – бормотал он, раздумывая над чем-то. Клемент не ожидал, что он догадается сам, уже готов был подсказать, но тот вдруг, словно прозрев, медленно поднялся с беломраморного, устланного мягкими подушками трона, вперив в своего префекта негодующий взор.
– Кого ты решил очернить перед уважаемым собранием? – медленно проговорил он, судорожно сжал папирус в руке и в следующий миг с ожесточением отбросил прочь от себя, – Просьба парфянского купца еще не повод подозревать добропорядочного гражданина в измене. Разве он выполнил эту просьбу? Тебе известно кому он продает своих коней?
Клемент на некоторое время потрясенно замер, никак не ожидая такой реакции от подозрительного ко всем и ко всему императора. Цезарь даже дрожать перестал, полный праведного гнева. Просто поразительно, насколько сильно Корнелий владел всеми его помыслами.
Нерва тут же поднял испорченный свиток, аккуратно разгладил его и принялся с интересом читать, становясь мрачнее с каждым мгновением. Он, в отличие от Домициана, не понял о ком идет речь, но также, как и второй консул склонен был доверять суждениям Клемента Аррецина. По его мнению, ни разу в жизни Клемент, обладающей огромными возможностями, знающий все и про всех, никого не обвинил напрасно.
– Не стоит разбрасываться доказательствами, мой государь, – сказал Нерва, закончив чтение, – Да, у нас есть только просьба парфянина, но то, как уверенно она выражена здесь, говорит о многом. Этот купец не ждет отказа. Он просто уведомляет о своем желании и собирается прибыть в назначенный день и час за товаром.
– У меня есть свои люди на вилле Вирея, – проговорил префект Рима, – Я сам готов отправиться туда, если потребуется, чтобы своими глазами убедиться в преступных намерениях ее хозяина или в его полной невиновности. Поверь, мой цезарь, я больше, чем ты хочу понять правду.
– Вилла Вирея? – изумленно выдохнул Азиний Аттратин, отбирая письмо у благородного сенатора. Он начал понимать о ком ведется речь.
Вслед за ним и другие сенаторы, осведомленные о владельце вышеназванной виллы, принялись ахать, обсуждая услышанное. Письмо торговца стало переходить из рук в руки, у всех вызывая самые различные суждения.
Домициан обессиленно опустился на трон. Противоречивые чувства боролись внутри, мешая ясно мыслить. Он вспомнил вдруг, как однажды тот же самый Клемент Аррецин совершенно незаслуженно обвинил Корнелия в связи с императрицей, в другой раз придумал ему срамную болезнь. Но тогда это были только слова, а сейчас слова подтверждались проклятым письмом.