Бах. Удар пули в щит мгновенно осушил
до онемения руку и навесил дебаф, но щит выдержал. В момент
перезарядки я выглянул: урка благоразумно спрятался за угол. А я
продолжал:
— Ты ведь идиот с тремя
классами. Умные люди делают оружие с умом и расчетом. Помнишь, что
я тебя спрашивал? Вот пока перезаряжаешься — подумай, почему я это
спросил.
Бах. Еще один выстрел выдержал щит.
На внутренней стороне появилась вмятина. Черт. Даже настолько
ослабленный ствол все равно расковыривает щит. В месте попадания
керамические листы раскрошились, не склеенные в пакет
углепластиковым волокном. Это косяк. Сейчас началось соревнование
брони и пули. Что проживет дольше: ослабленная вундервафля с почти
выработанным ресурсом ствола или хороший щит, не доведенный до ума
недостатком времени?
— Ты, шкура, дважды лох.
Скрысятничал ствол и угробил его, понизив мощность, это раз — ведь
моторесурс ствола всего десять-двенадцать выстрелов. И зарядил
стальные болванки, это два. Стальные, Карл! В игре, где мог
использовать все! Титан, вольфрам, алмазный стержень или обедненный
уран. Нет, ты идиот, и тебе по нраву сталь.
Бах. На этот раз удара не было. Все.
Баста. Ствол пришел в негодность и взорвался в руках горе-вора.
Одиннадцать выстрелов, однако!
Я не спеша подошел, прикрываясь уже
угробленным щитом. Слои разошлись — клей не везде выдержал ударные
перегрузки, из него кое-где сыпался молочного цвета песок дробленой
керамики. И вмятины. Дикие, уходившие воронками в тело металла. Щит
послужил как надо, даже больше, чем ожидал я. Но он отработал свое.
Как и воришка, оставивший на нем свои художества. Нет, парень, в
искусстве ты не Бэнкси, ты Павленский.
Мозг сам выбрал исполнителя и песню,
а мыслеречь отдала приказ: «Плеер, Оксимирон — ‟Город под
подошвойˮ». Так что осматривал парализованное током тело я уже под
бит. Вынул из его внутреннего кармана пачку сигарет. Что в бою
взято — то свято! В початой пачке была зажигалка, но я прикурил
одну от расплавленного и раскаленного щита. Б****, как же хорошо!
Последний раз я курил два, три дня назад? Курить сквозь дыхательные
щели маски было неудобно, но это мелочи. Как только я об этом
подумал, маска спор разошлась, освободив доступ сигареты к губам.
Еще один плюс Фитокожи.
Разорванная пополам «Матильда» лежала
рядом, так же оставаясь приваренной к экзоскелету «Костромы». Такой
был ник у этого обрубка цивилизации. Прекрасный красивый город — и
вот такая тварь присвоила его имя. Он не двигался, парализованный
остаточным зарядом, но был жив. Я обошел комнату, нашел камень
килограммов в сорок. Самый большой, что мог поднять. Подкатил его.
И сел у головы «Костромы», докуривая. Синеватый дымок
клубился...