Мир задом наперёд - страница 24

Шрифт
Интервал


– Ну и комедиант! Прямо театр одного актёра. По тебе Большой театр плачет. Сам Станиславский позавидовал бы такому таланту!

Про злополучную битву как-то быстро забывали. Папа кричал:

– Хотя бы и так! Я человек чувствующий! А у вас души отродясь не было. Вы кроме своего «Робинзона Крузо» ничего за всю жизнь не читали.

Папа пускался в дебри русской классической литературы. Здесь и Достоевский, Карамзин, Лермонтов, не забывал он упомянуть Пушкина, Толстого, Гоголя и Грибоедова. Папа быстро перечислял произведения, давая понять: голыми руками его не возьмёшь. Я знала, он – умный, а вот бабушка почему-то в этом сомневалась. Когда литературная дискуссия заканчивалась, начиналась новая – философская. Речь шла о поисках души, коих, по мнению папы, у бабушки и мамы нет. Тема для меня расплывчатая, но, несмотря на отсутствие знаний, действие всегда впечатляло. Особенно – финал. Папа, как ошпаренный, выскакивает из кухни, одевается, демонстративно хлопает дверью и убегает пить пиво. Конец баталии.

Кухня погружается в тишину. Я не спеша доедаю суп, бабушка моет посуду, мама молча смотрит в окно. Не знаю, почему коса находила на камень. Мне стихи в папином исполнении нравились. А если он одно и то же по несколько раз повторял, так это и вовсе замечательно. Я внимательно слушала и мотала на ус.

– А кто такой Станиславский?

– Когда я ем, я глух и нем, – бабушка выдала очередную присказку. Она явно не в настроении, вопрос остался без ответа. Я не расстроилась. Если что-то не понятно, всегда можно спросить у папы.

– Наверное, Станиславский такой же эмоциональный, как папа. Вот бабушка о нём и не хочет говорить, – подумала я, разглядывая пустую тарелку. Моими мыслями завладела удивительная история «Робинзона Крузо». Я отдала тарелку и окончательно выпала из кухонной реальности. Воображение рисовало яркие картины: окружённый морем остров, набегающие на песок волны, качающиеся на ветру пальмы, дикие звери и одинокий Робинзон.


* * *

От нашего лета почти ничего не осталось. Тучи наливались тяжестью и висели совсем низко. На деревьях стало больше коричневых листьев. Кое-где они почти облетели. Правда, осень выдалась на удивление тёплой. Но какой бы не была погода, на скуку не оставалось времени. Вечером, как обычно, я пришла к Максиму. Его глаза сверкали. Явно не терпелось поделиться какой-то новостью.