Рыцарство – здесь в общем смысле конницы, которая, представляя собой ударную силу, требовала и особых привилегий, и особого культурного потребления. Окакура рассматривает арабскую и персидскую культуру как объединенные ученостью на основе рыцарства, развития новых военных технологий, что требовало быстрой организации наук и искусств.
Или же, если мы снова обратимся от Запада к Восточной Азии, то увидим, что буддизм – этот великий океан идеализма, в котором сливаются все потоки восточноазиатской мысли – омывается не только чистыми водами Ганга. Присоединившийся к нему гений татарских народов тоже сделался его притоком, принося в него новый символизм, новую организацию и новые молитвенные силы, чтобы добавить нечто свое к сокровищам Веры.
Преимущество Японии
Однако огромной привилегией Японии стала возможность с особой ясностью осознать единство-в-многообразии. Индо-татарская кровь этого народа уже сама по себе была наследием, которое позволило ему пить сразу из двух источников и, таким образом, суметь отразить все азиатское сознание. Уникальное благословение нерушимого суверенитета, гордая самостоятельность непокоренной расы и островная изоляция, которая защищала идеи и инстинкты предков пусть даже за счет упущенных возможностей экспансии, сделали Японию настоящим хранилищем надежд философской мысли и культуры Азии. Династические перевороты, набеги татарских всадников, резня и опустошительные мятежи разъяренных толп неоднократно повторялись в Китае, не оставив здесь никаких памятников и внутренних ориентиров, кроме его литературы и руин, напоминающих о славе императоров династии Тан или об утонченности общества эпохи Сун.
О величии Ашоки – идеального типа азиатских монархов, чьи указы принимались за образцы правителями Антиохии и Александрии, – трудно вспомнить сейчас, глядя на разрушающиеся камни Бхархута и Бодх-Гая. Роскошный двор Викрамадитьи – это всего лишь потерянная мечта, которую не способна оживить даже поэзия Калидасы. Возвышенные достижения индийского искусства были почти стерты, когда оказались в грубых руках варваров вроде хунну; их разрушало и фанатичное иконоборчество мусульман, и бессознательный вандализм торгашеской Европы; сегодня нам только и остается, что искать следы былой славы среди покрытых плесенью стен Аджанты, в истерзанных скульптурах Эллоры, в молчаливых протестах каменных скал Ориссы, и, наконец, в домашней утвари наших дней, где красота изысканного устройства дома печально пытается соединиться с религией.