Проснувшись, я потягиваюсь, хоть и сложно немного, а потом смотрю на Таню. Она открыла уже глаза и плачет. Её кровать почему-то совсем рядом стоит, поэтому я поднимаюсь и «обнимаю» её. А она «обнимает» меня в ответ. Я это слово тоже во сне узнала, и как правильно надо это делать, тоже. Это так необыкновенно, что я просто замираю.
– Я ног не чувствую, – говорит мне Таня, – значит, меня выкинут.
– Нас усыпят, наверное, – отвечаю я ей. – Так дяденька сказал.
– Как усыпят? – она делает круглые глаза, а я пожимаю плечами.
Ой, но во сне же Тани нет, и если мне сделают так, чтобы я навсегда осталась в том классе, где хорошие мальчики и девочки, то как она будет? Значит, нужно поступить, как послушная девочка. В этот момент из коридора доносятся голоса. Желающая что-то сказать Таня замирает с открытым ртом, а я прислушиваюсь.
– Если Синицына неожиданно умрёт, это никого не удивит, – слышу я уже знакомый голос дяденьки. – От неё второй опекун уже отказался, так что…
В комнату, где мы находимся, заходят двое улыбающихся дяденек. Они оба смотрят на меня так, как будто меня тут нет совсем, а потом подходят к кровати. Один сдёргивает одеяло, под которым оказывается, что Таня почти совсем раздета, и что-то делает с её ножками. Он поднимает голову и кивает второму.
– У тебя паралич нижних конечностей, – говорит ей дяденька, – поэтому ты теперь будешь на кресле.
Таня опять начинает плакать, а ему это нравится, потому что дяденьки улыбаются. А та девочка из сна как-то сказала мне, что, когда кто-то плачет, это плохо, и нечему тут смеяться. Значит, дяденьки плохие? Я не знаю, но решаю сделать так, как мне во сне сказали, потому что от улыбок дяденек становится страшно, как перед подарками.
– Скажите, пожалуйста, – обращаюсь я к ним, – а мы можем немножко погулять?
– Свыкнуться хотите, – кивает дяденька. – Можете, сейчас вам одежду принесут.
– Спасибо, – благодарю я, а Таня смотрит на меня, как будто чего-то не понимает.
– Зачем? – наконец спрашивает она.
– Я не хочу, чтобы ты плакала, – говорю я ей, – потому что ты очень хорошая.
– Не понимаю, – признаётся она, ведь я же ей не сказала ещё, что будет, но будь по-твоему.
Таня плачет даже тогда, когда приходит тётенька, чтобы её одеть и мне помочь. И вот эта тётенька делает нам обоим, ну это, которое «гладить». Она какая-то не такая, как все. С грустью на нас обеих смотрит, а потом засовывает в карман Таниной куртки целых четыре куска хлеба!