Розанов. Как можно тебя не узнать! Или были свидетели?
Суслова. Его старшая дочь.
Розанов. Вот! Он не хотел, чтобы она знала тебя.
Суслова. Он все такой же трус! Но теперь совсем старый и тяжко хворый. Разрыв легочной артерии. Но все такой же. У жены заплаканные глаза. Хлебом не корми – терзать и терзаться. Я пришла для последнего «прости». В конце концов, он узнал меня, справился с собой и даже назвал меня другом вечным.
Розанов. При дочери?
Суслова. Нет, когда прогнал ее.
Розанов (задумчиво – себе). Друг вечный…
Суслова. Интересно. На столе у него все тот же королевский чернослив. Скоро его не будет, а его пристрастия останутся с тобой.
Розанов (в тон ей). Как и его судьба, связанная с тобой. Ты будешь только принимать от меня ласки.
Суслова. Хочешь сказать – без взаимной отдачи?
Розанов. С меня не убудет. Я умею ставить тебя выше себя. С легкостью и даже с ощущением счастья. Хотя ты меня не любишь и даже презираешь.
Суслова. Как и его. Ну уж извини, чего заслуживаете. Аз воздам.
Розанов (с несвойственной ему решимостью). Это прощальный разговор? Что ж, может, это и к лучшему. Какое-то время я буду никому не нужен, но это только закалит меня.
Суслова (передразнивает). Никому не нужен. Ну чего ты все ноешь? Нельзя же быть таким нытиком. Ты не нужен тем, кому ты хочешь быть нужным. Но кому не хочешь – их просто пруд пруди. Что же касается твоей угрозы, что станешь лучше писать… Я бы сказала о тебе словами Белинского о Некрасове: «Что за топор его талант!»
Розанов (удрученно). Я сам чувствую: что-то противное есть в моем слоге.
Суслова. Но ты будешь читаем. Это надо признать. И чем дальше, тем больше. Людям нравится, когда автор раздевается перед ними, смотрясь при этом в зеркало.
Розанов. Вот ты не можешь не унижать.
Суслова. Правда всегда унизительна. Но ты сам же поставил ее, правду, выше Бога. Тебе судьбу благодарить надо, что кто-то рядом каждый день говорит тебе правду. А ты хнычешь, обижаешься. Единственное, что тебя извиняет – все пишущие такие. Все, кто что-то изображает. В каждом сидит обидчивая, капризная бабенка.
Розанов. Ты хочешь, чтобы я терпел твою правду. Почему бы тебе не терпеть женское во мне? Все умное и благородное, что есть в моих писаниях, вышло не из меня, как мужчины. Я умею только, как женщина, воспринять это умное и благородное и выполнить на бумаге. Все это принадлежит гораздо лучшему меня человеку.