– Но товарищ Блюхер наверняка не знает, какую чушь вы тут шьете рядовому инженеру! А раз Блюхер подписал, то и военный прокурор возражать не будет. Путна к инженеру притянули, которого он и в глаза никогда не видел, заговор тут выдумываете…Вы били по морде несчастного инженера? Или что вы там с ним сделали?
– Я об этом не обязан вам докладывать, – невозмутимо отвечал Арнольдов, открыто глядя на Дерибаса своими немигающими глазами.
– Вы не только измордовали инженера, но и запугали его, конечно, да еще и надиктовали ему «признательные показания», Путна приплели и то, что инженер получал деньги от японской разведки.…Где доказательства? Я своим указом категорически запретил своим сотрудникам вплоть до увольнения и отдачи под трибунал применять против арестованных методы физического воздействия, а вы со своей командой своими действиями черт знает в какую сторону заводите следствие, да еще и развращаете моих сотрудников!
– К подозреваемым в шпионаже и троцкизме позволено применять методы физического воздействия для получения от них показаний. Эта установка исходит от товарища Ежова.
Дерибас вскочил со стула, раскрасневшийся, и в бешенстве закричал на Арнольдова:
– Да я вам на яйца наступлю так, что вы собственных малолетних детей признаете шпионами и диверсантами!
– Вы на меня не повышайте голос, товарищ комиссар госбезопасности первого ранга, я не ваш подчиненный, – с той же невозмутимостью ответил Арнольдов.
– Имейте в виду, товарищ Арнольдов, – говорил дальше Дерибас, усевшись в кресло и стуча концом карандаша по столу, – за санкцией на арест ко мне обращаться только в том случае, если показания на подозреваемого него дадут не менее трех человек уже арестованных с неопровержимыми фактами, а я уже согласую эти аресты с прокурором.
– Я доложу о вашей позиции Миронову, – проговорил Арнольдов и поднялся, чтобы идти.
– Это ваше дело. Но товарищ Миронов знает мою позицию.
«Сволочи приезжие, засранцы! – думал он об Арнольдове и московской бригаде, когда тот вышел. – Приехали тут карьеры делать, им громкие разоблачения нужны! Чем выше по должности арестованный, тем ценнее их работа! В тайгу бы вас всех, московских сук, чтобы вы там по лагерям пешком помотались, как я, увидели бы все эти ужасы, да комары бы с мошкой вас погрызли до остервенения. Нет, это конец спокойной жизни! Конец!»