Алексей откашлялся, пытаясь разрядить нависшую атмосферу. Он натянул на лицо подобие улыбки, хотя в глубине его глаз все еще таилась неловкость. Он выпрямился на кресле, словно это могло хоть как-то изменить ситуацию.
– Ну, что скажешь о фильме? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал легко и непринужденно, словно он не чувствует, как его собственное сердце колотится где-то в горле. – Все еще думаешь, что главный герой поступил правильно, бросив все ради этой эфемерной мечты?
Мария медленно оторвала свой взгляд от пламени свечи и повернулась к нему. Ее глаза, темные и глубокие, казались сейчас еще более выразительными. Отражаясь в них, огонек словно плясал, создавая на ее лице причудливые тени. Она помолчала несколько секунд, словно обдумывая его вопрос, прежде чем ответить.
– Знаешь, Лёш, – проговорила она задумчиво, и ее голос звучал немного приглушенно, – мне кажется, что мы часто смотрим на поступки других людей со своей колокольни, не пытаясь понять, что движет ими на самом деле. Мы судим, основываясь на своем опыте, своих представлениях о правильном и неправильном. Но ведь у каждого своя правда, свои мотивы и свои мечты. И кто мы такие, чтобы решать, что правильно, а что нет? Может, для него эта эфемерная мечта была всем, смыслом его жизни.
– Да, наверное, ты права, – ответил Алексей, кивнув, хотя он и не до конца понимал, что именно она хотела сказать. Он чувствовал, что ее ответ был не столько о фильме, сколько о чем-то большем, о чем-то, что давно вертелось у нее на языке. Но он старался отгонять эти мысли, старался оставаться в рамках привычного, безопасного разговора.
Он откинулся на спинку кресла, чувствуя легкую тошноту, словно от переизбытка эмоций. Он снова посмотрел на нее, на ее спокойное, но в то же время такое серьезное лицо, и вдруг ему стало неловко. Ему показалось, что он видит ее впервые, словно за той маской беззаботности, которую она носила каждый день, скрывалось что-то другое, что-то глубокое и неизведанное. В этот момент его осенило внезапное и неприятное осознание: он почти ничего не знал о ней, о ее настоящих мыслях и чувствах, о ее страхах и мечтах. Да, он знал, что она любит кофе с молоком, что обожает старые черно-белые фильмы, что в детстве мечтала стать балериной. Но знал ли он ее настоящую? Ту, которая скрывалась за этой внешней оболочкой? Он был убежден, что между ними существует нерушимая связь, что они понимают друг друга с полуслова, но сейчас его начало грызть сомнение, словно ядовитый червь. А вдруг он все это время обманывал себя? А вдруг он просто полагался на видимость, на то, что хотел видеть, а не на то, что было на самом деле?