Грани Любви: От Эха до Одержимости - страница 29

Шрифт
Интервал


Улица с Двусторонним Движением

Эмили по-прежнему сидела на диване, ее тело словно окаменело, а разум продолжал крутить пленку их недавнего разговора. Слова Томаса, его раскаяние, его обещания – все это висело в воздухе, словно призраки прошлого, одновременно манящие и отталкивающие. Она чувствовала себя измотанной, как будто пробежала марафон, но не достигла финишной черты, а лишь увязла в трясине сомнений. Каждое его слово, каждое его движение она анализировала с тщательностью патологоанатома, пытаясь найти в них хоть малейший намек на неискренность, хоть каплю лжи, которая подтвердила бы ее правоту в своем недоверии.

Ее внутренний монолог напоминал скорее шумный базар, где постоянно спорили два непримиримых лагеря. “Он лжет”, – кричал один голос, наполненный горечью и обидой, словно раненое животное. “Он всегда лгал тебе, он обманывал тебя с такой легкостью, как будто это было для него обычным делом. Ты просто наивная дура, если хоть на секунду поверишь ему. Он никогда не изменится, он всегда будет тем человеком, который способен на предательство”. Но другой голос, тихий и робкий, словно испуганный ребенок, пытался пробиться сквозь этот шквал негатива, словно пробиваясь сквозь толщу льда. “Но что, если он искренен? Что, если он действительно готов измениться? Разве ты не этого хотела? Разве ты не устала от этой вечной боли, от этого недоверия, которое разъедает тебя изнутри? Ты же сама говорила, что не хочешь жить в этом аду…”

Она чувствовала себя разорванной на части, как тряпичная кукла, каждая из которых тянет в свою сторону. Одна часть ее души жаждала любви и доверия, хотела снова почувствовать себя защищенной в объятиях своего мужа. Другая часть, более сильная и осторожная, боялась снова обжечься, боялась снова оказаться преданной и униженной. Она чувствовала, что доверие – это как хрупкий кристалл, разбить который легко, а склеить обратно практически невозможно. Но в то же время она понимала, что без доверия их отношения обречены на гибель, что они будут существовать лишь как две тени, блуждающие в лабиринте собственных обид.

Эмили бросила взгляд на Томаса. Он по-прежнему сидел неподвижно рядом, его плечи были опущены, а взгляд был прикован к полу, словно он пытался найти там ответы на свои вопросы. Она заметила, что он постоянно массирует виски пальцами, выдавая напряжение, которое, как она знала, терзало его изнутри. Он выглядел таким усталым, таким разбитым, таким виноватым, что у нее внезапно возникло желание подойти к нему и обнять его, сказать ему, что все будет хорошо. Но потом снова проснулся ее внутренний критик, который напоминал ей о том, что он был источником ее боли, что он был виновен во всем, что происходило с ними. “Он притворяется”, – шептал этот голос. “Он хороший актер, ты должна это помнить. Он может вызывать сочувствие, но не дай себя обмануть снова”. Она снова чувствовала, как в нее проникает яд недоверия, отравляя все ее мысли и чувства.