Ничего, если она задержится ещё чуточку, решает Маддалена. Папа уже еле ноги передвигает, так что она легко их нагонит. Вот только узнает, дойдёт ли циркач вон до того столба, к которому крепится верёвка?
Канатоходец делает каждый шаг с мягкой грацией кошки, осторожно, ничуть не скрывая от зрителей всю рискованность своего ремесла. Внезапно он оступается. У зевак вырывается сдавленный стон ужаса – но циркач тут же со смехом возвращает себе равновесие. Вдобавок он выделывает сумасшедший кульбит с приседанием и подпрыгивает, так что зрители понимают: их только что нагло обдурили!
– Да этот малый по верёвке ходит, наверное, чаще, чем по твёрдой земле! – с хохотом кричит толстый мужчина в чёрной «вольто» прямо над самым ухом Маддалены. Монеты градом сыплются под ноги искусному ловкачу.
Девушка смеётся от восторга и облегчения, запрокинув голову, и хлопает от всей души. А ведь и правда, любопытно, чем занят этот циркач, пока его никто не видит? Может быть, он и вправду реже ходит по земле, чем по канату, потому что целыми днями оттачивает своё мастерство? А в жизни он такой же шутник? Или это только карнавальная маска? А вдруг за кулисами он плачет? Например, от неразделённой любви. Может, он только и мечтает оступиться на самом деле, чтобы его страдания наконец окончились…
Из этих раздумий её вырывают крики взбудораженной толпы, приветствующей силача. Нет, это уже не так интересно.
– Иду, папочка! – кричит она, оглядываясь. И вдруг понимает, что за её спиной уже нет ни приземистой фигуры отца в пурпурном кафтане со шлейфом, ни матери с вышитым шарфом, обвязанным вокруг головы. Маддалена торопливо пробегает глазами по толпе, стараясь не поддаваться панике. Вокруг неё роится множество масок, одинаково похожих на маску отца, и копошится пёстрое месиво платьев, одинаково не похожих на изящный туалет её матери. Маддалена протискивается через плотную людскую завесу и вспоминает, как накануне поранила палец, с усилием проталкивая иглу сквозь толстую ткань для подушек.
Она уже дважды обошла площадь, выкрикивая имена близких, но так и не встретила никого из семейства Малипьеро. В глазах у неё рябит от цветастого хаоса. Она запыхалась и вспотела. В конце концов Маддалена останавливается. Нужно успокоиться и подумать, что делать дальше. Сердце её колотится от ужаса: о чём тут думать?! Она одна посреди огромного города, куда ни разу не ходила без сопровождения. Люди вокруг охвачены карнавальным безумием. А ведь отец предупреждал её! Богатое воображение тут же услужливо подсовывает картины всех тех ужасов, что готов сотворить с ней любой прохожий, если верить отцу. Возможно, будь она без маски, родным было бы проще узнать её в толпе. Но снимать маску ещё опаснее, чем просто стоять тут одной: ведь без маски её могут принять за одну из этих проституток или циркачек, развлекающих гуляк. Хорошо, показать лицо нельзя. Как иначе можно стать заметнее в толпе? Её ведь наверняка уже ищут. Девушке приходит в голову, что в её силах облегчить им задачу, хотя бы оставаясь на месте. Тем более, что представление закончилось, и толпа на площади заметно поредела. Это обнадёживает.