– Будем играть в Дэвида Копперфильда, – сказал тот, что стоял справа, без веревки. Второй энергично покивал, но, не заметив на лице девочки должного воодушевления, недовольно поджал губы.
– Будет весело, – с напором сказал он.
– Да-а-а? – Лорейн покосилась на окно, умытое дождевой водой. Она задумалась, получится ли у нее улизнуть. Если она промокнет до нитки и заработает воспаление легких или туберкулез, от которого так часто люди умирали в книгах, то воссоединится со своей настоящей семьей. Новая семья ей не нравилась.
– Да, – подтвердил близнец с веревкой, – ну чего ты, еще дуешься из-за волос? Мы тебе самую главную роль определили.
– Что надо будет делать? – спросила девочка.
– Мы тебя свяжем, – с готовностью ответил второй брат, – а тебе надо будет освободиться, как это делал Дэвид Копперфильд. Из подвала.
Лорейн вздрогнула. Ей показалось, что она уже там – не в подвале, а на улице, стоит под дождем и ледяная вода стекает ей за шиворот. Она зябко обняла себя за плечи и потянулась к медальону на шее, последнему подарку отца. Он отдал его ей накануне своей гибели. В особо неприятные моменты девочка инстинктивно теребила безделушку в руках, чтобы хоть немного совладать с собой.
В ее прежней беззаботной жизни существовало единственное «нельзя». Отец строго-настрого запрещал ей ходить в подвал. Лорейн любила отца, она была послушной девочкой и ей не приходило в голову ослушаться его даже ради того, чтобы утолить любопытство. Отец чувствовал себя виноватым за этот запрет, но убеждал дочь, что ввел его во имя ее блага и безопасности. Он говорил, что во тьме подвала прячется зло. Возможно, Джеральд Редгрейв и правда был сумасшедшим, раз верил в старые сказки и выдумывал подобные вещи. Лорейн не проверяла. До этого дня.
– Я не пойду в подвал, – холодея, возразила она.
– Пойдешь, – сказал толи Майлз, толи Тайлер, – иначе ты трусиха.
– Пойдешь, – поддакнул второй брат, – иначе мы сожжем все твои книжки.
Отец мертв – напомнила себе Лорейн, и, вероятно, его запреты больше не имеют силы. В любом случае, выбора у нее не было. Если на одной чаше весов громоздилась перспектива быть съеденной какой-то там зловещей сущностью из подвала, а на другой лишение последнего лучика света в темном царстве ее жизни, то Лорейн предпочла бы первое. Избавление. Ее мнение все равно не учитывалось.