Служить за двести километров от дома – удача; на душе спокойней, даже мысли типа «близок локоток, да не укусишь» не лезут в голову.
Прижмет – не только локоток съешь.
«В армии хорошо», – говорил один приятель на проводах, Яков Качанкин, комсомольский вожак с резинового завода. Несмотря на то, что Качанкины жили в одной девятиэтажке с Махновыми, Никита познакомился с ними лишь после рождения сына Илюшки – жены в одном роддоме лежали. Что-то в этой фразе Якова есть, не ехидное и не глупое, нечто мужицкое, русское. Особый мир, грубоватый, подчас не очень веселый, но именно мужской. По крайней мере, дурак тут всегда дурак. …Только врёт секретарь комитета комсомола, сам-то не служил, кирзачи не стаптывал – отмазался.
– Мечтаешь?
Никита обернулся и увидел рядового Штапикова, тоже с весеннего призыва. Сергей Штапиков скуласт, угрюм и, по солдатской оценке, «тормозной» парень, запоздало соображающий; спит он на втором ярусе (как и положено новобранцу), рядом с Никитой. Каждую ночь «черпаки», рядовой Альтух или рядовой Митичев по кличке Митяй, заставляют его работать выключателем. По команде «Подъём – три секунды!» Штапиков должен спрыгнуть с койки, добежать до выключателя, зажечь свет и гориллой взмыть к себе – на второй ярус. Таким образом свет и выключался.
Слово «черпак» – видно от «черпать жизнь большой ложкой, вкушая радость привилегий, которые «духам» лишь снятся.
Никита скрежетал зубами в полудрёме, содрогаясь вместе с койкой – «эпицентром землетрясения». Ему не было жалко рядового Штапикова, и, наверное, причиной тому была столовая в соседней части, связистов-голубопогонников, – на обед рота Махнова ходила к ним. Никита сидел в столовой напротив Штапикова и поневоле наблюдал за процессом «приёма пищи»: ворочая скулами-жерновами с собакевическим всепожирающим устремлением, Штапиков словно собирался сожрать и тарелку.
– А ты гуляешь? – в свою очередь спросил его Никита.
– Митяй послал за сигаретами и хлебом.
Рядовой Штапиков поднял один из шлакоблоков, валявшихся возле стены клуба, и подобно метателю ядра, запустил далеко, очень далеко. Силен, бродяга; должно быть, вполне способен также отправить и Митяя, да вот беда – слаб характером. Никита однажды был свидетелем представления, когда Штапиков пятьдесят раз поднял тяжелую армейскую табуретку, держа ее за кончик ножки! Качок.