Скрестив руки на груди, она втянула голову в плечи. Может, ей повезёт, и автобус просто проедет мимо следующей остановки, или окажется, что Рафаэль и другие заболели или – что ещё лучше – их забрали инопланетяне. С надеждой она осторожно взглянула из-под шапки в окно, и красные кончики её синих волос качнулись в такт мотору. Автобус замедлил ход. Из тумана выступили трёхэтажные дома рядовой застройки, фасадам которых уже несколько сотен лет. Со свистящим звуком автобус остановился. Чтобы не скатиться с сиденья, Мерле пришлось опереться о спинку. Послышалось дребезжание, сопровождаемое глухим хлопком открывающихся дверей.
Никто не вошёл. Неужели ей сегодня действительно везёт? Сейчас двери закроются.
И тут она услышала голос, по которому за последние недели совершенно не скучала:
– Мифус, почему, когда эта колымага открывает двери и я вижу тебя, каждый раз воняет, как на раздаче одежды нищим?
В дверь просунул голову парень. Короткие чёрные волосы сбриты по бокам, а остальные с большими затратами времени и геля уложены в аккуратную причёску. Парень вошёл в автобус, словно тот был его собственностью. За ним по пятам проследовали двое других. Остановившись рядом с Титусом, он пнул ногой сиденье:
– Эй, Мифус, я с тобой разговариваю! Не знаешь, почему здесь так воняет? Может, ты опять во что-то вляпался или совсем отказался от душа даже раз в месяц?
Его дружки придурковато заржали.
– Отвали, Рафаэль, – вяло откликнулся Титус, продолжая смотреть в окно.
Мерле знала, что сейчас будет. С тех пор как она летом [1] впервые пришла в школу новенькой, эта игра повторялась почти каждый день. И в том числе именно поэтому она ненавидела ездить в школу на автобусе. Рафаэль станет цепляться к поношенным вещам Титуса, его непричёсанным волосам и ко всему, что только взбредёт ему в голову, пока они наконец не доедут до школы.
– Впрочем, ты прав, Мифус: значение гигиены сильно преувеличено. Я действительно могу понять, что ты лучше сэкономишь на шампуне и геле для душа, чтобы выложить эти деньги за крутую стрижку. Или ты просто прицепил к голове скрепками раздавленного машиной сурка?
Дружки Рафаэля покатились со смеху, захихикали и другие ученики. Мерле ненавидела их за это.
Титус промолчал. Он сидел неподвижно, и ничто, казалось, его не задевало. Но Мерле заметила, как на скулах у него играли желваки.