Дойдя до двери ее квартиры, Ласситер развернул Вивьен лицом к себе, затем мягко, но решительно прижал ее плечи к стене и поцеловал, его тело прижалось к ее телу, а мелкие шероховатости штукатурки приятно впились ей в спину. Она почувствовала, как ее руки обвились вокруг его шеи, чтобы притянуть его ближе, и внутри нее воцарилась пьянящая темнота, которая всегда затмевала все, кроме этого момента. Он что-то бормотал, его поцелуи становились все настойчивее, а руки притягивали ее бедра к своим. Как только она позволила своему телу начать реагировать, он отстранился.
Он на секунду прижался лбом к ее лбу, затем со вздохом положил руки ей на плечи.
– Ты как? – спросил он.
– О, я в порядке. А ты?
Он не удержался от смеха и снова поцеловал ее, на этот раз нежно.
– Я позвоню.
Она смотрела, как он спускается по лестнице, пересекает двор и, обернувшись у открытых ворот, быстро машет ей рукой. Пустое, вымощенное булыжником пространство напоминало съемочную площадку фильма: фонари внутреннего дворика мерцали у него над головой, а далекие звуки джазового саксофона завершали их вечер на удивление тихо.
«Чинечитта», Рим
Апрель 1955 года
После свидания с Ласситером Вивьен проводила большую часть своего свободного времени в личной гримерке Клаудии, избегая его звонков. Клаудия сама пряталась от посторонних глаз и допускала к себе только Вивьен. Итальянские члены съемочной группы стали обходить стороной закрытую дверь гримерки, уловив единственную женскую реакцию, которая могла их отпугнуть: необъяснимую самодостаточность. Леви сказал Вивьен, что мужчины на съемочной площадке начали за глаза называть двух женщин congrega[32] – ковеном. Как человек, который постоянно дает разные прозвища, Вивьен могла только посмеяться над этим мнением.
– С ним-то легко, это личная жизнь у него сложная, – призналась она однажды Клаудии.
– Эти две штуки обычно идут рука об руку. – Клаудия поднялась со своего места на диване рядом с Вивьен и присела к косметическому столику. Она задумчиво провела указательным пальцем правой руки по глубоким морщинкам в уголках рта. – Альберто переживает из-за этих морщинок. А мне они нравятся.
– Нравятся? – Вивьен была удивлена, учитывая, какое давление оказывает индустрия на женщин-кинозвезд.
– Мне тридцать один. Я все это видела, я во все это играла. – В устах любого другого эти слова прозвучали бы огромным преувеличением. – Хотя, может быть, не стоит далеко заходить с Ласситером.