Эхо Преисподней - страница 32

Шрифт
Интервал


Эти слова, словно острые, раскаленные стрелы, пронзили его сердце, вызывая в нем еще большую боль, еще большее отчаяние, словно они были его приговором. Он понимал, что он предал свою мать, что он предал свои мечты, что он опустился на самое дно, что он стал тем, кем она так боялась, что он стал монстром, которому нет места среди людей.

Он вспомнил один из тихих вечеров, когда он сидел рядом с матерью у потрескивающего камина, читал старую, потертую книгу, рассказывающую о темных силах. Он тогда, будучи еще маленьким мальчиком, спросил ее, что такое проклятие, а она, задумчиво посмотрев в огонь, ответила ему, что проклятие – это не просто слова, а темная, коварная сила, которая способна поглотить человека, словно трясина, лишить его воли, превратить его в орудие зла, в послушную марионетку. Она сказала ему, что самое страшное проклятие – это то, которое живет внутри человека, которое заставляет его причинять боль другим, которое лишает его человечности, которое отравляет его душу.

– Сынок, – сказала тогда мать, ее голос звучал тихо и серьезно, а глаза полны печали. – Никогда не позволяй этой тьме проникнуть в твое сердце. Никогда не позволяй ей овладеть тобой. Ты всегда должен оставаться добрым и справедливым, ты должен всегда бороться за добро, даже если тьма будет сильнее, даже если она будет казаться непобедимой. Ты должен помнить, кем ты был когда-то.

Эти слова, словно предостережение, теперь терзали его, причиняя ему невыносимую боль, напоминая о том, как он опустился. Он понимал, что он не смог справиться с тьмой, что он сам стал частью этой тьмы, что он стал тем, против чего боролась его мать, что он стал тем проклятием, от которого она пыталась его защитить.

– Мама, – прошептал он вновь, его голос был полон отчаяния и мольбы. – Я не смог… я не смог… я стал монстром, я стал тем, кого ты так боялась.

Он попытался бороться с проклятием, но это было все равно что бороться с невидимой, но всепоглощающей стеной. Он чувствовал, как тьма вновь начинала окутывать его, словно зловещий саван, как зуд под кожей становился сильнее, словно его пожирали заживо, как его глаза вновь начинали гореть зловещим, пугающим желтым огнем, словно в них поселилось само пекло. Он знал, что это затишье было лишь временным, он знал, что проклятие вскоре вновь завладеет им, заставит его снова убивать, снова страдать, снова погружаться в бездну отчаяния.