Приятели вышли к Марсову полю. Здесь также кругом была праздничная атмосфера – повсюду алели знамена, транспаранты и растяжки, по дорожкам с грохотом катались агитационные автомобили, с кузовов которых произносили речи ораторы, вещавшие каждый о своем: маленький франтовато одетый тип с козлиной бородкой на ломаном русском с литовским акцентом, угрожал зажарить в огне революции польскую шляхту и лично Пилсудского, а дородная тетка в красной косынке клеймила позором китайских милитаристов. Но колоритней всех выглядел грузовик «Красного выборжца», украшенный алой растяжкой с белой надписью «Лордам по мордам». Стоящий в кузове пожилой рабочий с седыми усами на красном лице, не стесняясь в выражениях, ругал последними словами тех самых английских лордов. Публика посмеивалась над бранными выражениями и поддерживала хмельного оратора не менее грубыми шутками в адрес бессовестных англосаксов.
После Колиного триумфа на площади Урицкого, друзья не захотели портить впечатление от праздника местной грубоватой самодеятельностью, и не сговариваясь, молча пренебрегли пролетарской моралью, решив не задерживаться на малой сцене праздника, а сразу перейти к его неофициальной части. Осталось обсудить формальность – где поэту, студенту и пролетарию следует отметить День Интернационала?
Тимофей предлагал купить бутылку с закуской и посидеть на Марсовом поле рядом с другими отдыхающими рабочими. Миша его поддерживал – он немного тяготился своего непролетарского происхождения (его родители были из разночинцев), и посему хотел казаться проще, чем был на самом деле. Но Коля встал в оппозицию – убеждал друзей посетить нэпманский трактир – ему хотелось отметить свой триумф с размахом, гулять так гулять, как и положено поэту.
– «Пускай сегодня все свои скромные сбережения пропью, завтра новый день, придумаю что-нибудь, – думал Коля, – вряд ли Сережа Есенин беспокоился о таких пустяках, как завтрашний обед, да и вообще стыдно после того, как тебе аплодировала целая площадь, включая героев революции, считать в кармане копейки и распивать водку из горла, сидя на земле».
После того, как Коля объявил, что он сегодня угощает и отказов не принимает, спор мгновенно утих, и троица направилась в трактир на проспект Володарского4.
В трактире было шумно и тесно, дым стоял коромыслом, стены были украшены картинками с видами европейских городов, на массивной стойке грозно пыхтел огромный самовар, вокруг которого на веревках висели баранки. Публика сидела, в основном нэпманская, разве что в дальнем углу тихо пили водку трое «деловых», да за столиком около стойки поили шампанским веселую кудрявую блондинку два не в меру упитанных красных командира с синими административно-хозяйственными нашивками на рукавах.