Дружба держится Иваном.
Привычно мне, как лектор, которого никто не слушает, рассказывал о работе в министерстве, что задачи освоены, теперь рутинный труд. Он мечтает куда-то двигаться, но некуда. Я также привычно, актёром, отрепетировавшим роль, повторял, что он свободен, умён, образован, с хорошим опытом, потому не должен ждать случая, обязан совершать поступки. Рассказывал, что менять работу тяжело, но необходимо. Говорил, что я ищу и нахожу лучшее будущее. Я начинал помощником помощника нотариуса, куда студентом меня утроил папа, а сейчас я юрисконсульт, самостоятельная величина. У меня уже даже есть подчинённый! Вдвоём с Максом работаем лучше, чем по отдельности. Я нахожу интересный ход, могу нащупать новую тему, он же тщательно и весьма скептически прорабатывает вопрос. Но я уже смотрю вперёд. Как только закончу курсы, обращусь за повышением зарплаты. Не согласуют – найду новое место. Или ты акула в постоянном движении, или добыча.
Иван ответил, что с того момента, как я стал часто ездить на море, мой лексикон обогатился ихтиологическими метафорами.
Я резко ответил, понимая, что он снова, как все эти годы, ни на что не решается:
– Движение даёт развитие, а неподвижность ведёт к деградации!
Наверное, он обиделся, но мне важно его пробудить, если я принял решение помогать ему, как более сильная личность.
––
На моём дне рождения, что он чувствовал? Мы. Макс с женой и сыном. Алла с мужем и огромным животом, на котором она всё время держит располневшие ладони, словно оберегает ребёнка от мира. Мои институтские приятели с жёнами. И он. Одинокий, выпивающий, отец неродной дочери. Что он чувствовал?! Неужели и сейчас не возникнет желание измениться, действовать, сдвигать горы, ставить цели и идти к ним?!
––
Иван пригласил на свой день рождения на дачу – жене словно поднесли насекомое, от которого она испуганно трясла головой и выстраивала стену раскрытыми ладонями. Но несмотря на «там неудобно», «лето страшно холодное», «малыши заболеют», мы отправились. Потому что это была не только дача Ивана, это была дача моего детства. А ещё мне сразу вспомнилось, как в молодости мы с Машкой и Юлей там замечательно жили. Не то, чтобы вернулась былая влюбленность, нет. Захотелось оживить ту молодость и то, другое, свободное счастье. Кроме того, я знал, что Иван больше никого не зовёт, и если ещё и мы не приедем, в пустоте одиночества наш тихий отказ прогремит. Как если бы он постучал в дверь к единственному другу с просьбой о ночлеге, а я бы не пустил.