Остальное время проводили на участке. Но как же было замечательно! Особенно вечера на террасе, правильным пятиугольником пристроенной с торца к бревенчатому дому, которая совсем не изменилась с моих детских наездов. Это было лучшее время! Мы без конца смеялись, разговаривали до полночи, так не хотелось расставаться. Даже Машка держала интеллектуальный уровень, а Юленька просто блистала! Бесконечные разговоры не помню о чем. Как в салате разные ингредиенты соединяются в шедевр вкуса, так кино и книги и картины, анекдоты, рассказы о родителях или удивительные происшествия с малознакомыми, первые влюблённости и детские впечатления, всё было в наших беседах. Мы говорили целыми днями и длинными вечерами, уходящими в ночь и не могли наговориться. Открылось, что Иван много читает. Уже не только об ученых, но и художественную литературу. Меня Юленька просвещала, и я был рад, что мой лучший друг соответствовал её знаниям, я как бы гордился им, а он украшал меня в её глазах. А мне это важно, потому что таких, как она, я никогда не встречал и не встречу! Она чудо, потому что в ней соединяется красота и внешняя и огромный внутренний мир, в который я только вступаю, как путешественник на неизведанную планету. Но эта планета удивляет и восхищает меня.
Однажды я подсмотрел, как Иван с гримасой боли на лице следил за Юленькой. В одном купальнике и громадной соломенной шляпе тёти Иры она лежала в гамаке, в тени яблонь, и читала толстый том, створами стоявший на её плоском животе.
Ревности я не испытал, скорее сочувствие к нему.
Отдых оборвался резко, когда приехал папа Ивана. Оказалось, дядя Боря ушёл из семьи. Иван сказал, что не может в такой ситуации оставить маму одну.
––
Празднование моего дня рождения Юля устроила в художественной мастерской отца, – в большом пространстве толпились друзья, клубились облака дыма, оглушала музыка, – пообщаться не получилось. Увиделись после Нового Года, который он провёл вдвоём с мамой.
На моей кухней Иван сидел смурной, как после болезни. Я рассказывал, как сдавал сессию, что Юленька придумала поехать летом в Крым, мы уже два месяца пытаемся откладывать деньги, отец устроил по субботам разбирать бумажки у нотариуса, доход небольшой, но познавательно, полезно для будущей карьеры. Мой язык крутился водяным колесом на стремнине ручья. Я вливал в него виски, который нам папа выдал в тайне от мамы, как масло живительное в застывший механизм. Но он говорил трудно, как ключ в ржавом замке проворачивал. Учёба даётся, но на прямой вопрос, как его мечта изобретать, становиться учёным, пожимал плечами, словно уже и не важна мечта, которой он жил последние годы. Неопределённо ответил о Машке, так понял, что и с ней не благополучно. Как в супермаркете коляска с неисправным колесом, сознание Ивана с любой темы сворачивало к размышлениям об уходе отца и его маме. Когда я нагрузил его алкоголем, он уже совсем не мог устроить свои мысли и говорил только о том, что тётя Ира потерялась в жизни. Что по ночами он слушает, как она плачет у себя в комнате. Иногда очень громко разговаривает вслух сама с собой, и это пугает его.