– Быстро это не сделать, а планы по коллективизации уже в эту пятилетку заложены, – заметил я.
– Торопить товарищей с ней мы не будем. Но и вы не подведите. Закон и декреты должны идти рука об руку. Тут я с вами согласен.
Я промолчал. Сам виноват. Язык мой – враг мой. Одно радует – если и правда будут созданы законы, и они будут выполняться, то беспредела власти на местах будет поменьше. Очень на это надеюсь.
– Можете идти, товарищ Огнев, – завершил Иосиф Виссарионович аудиенцию.
Уходя я вспомнил, как Васюрина просила меня «замолвить за нее словечко».
«Не надо тебе такого знакомства, Женя», решил я. Вроде хорошая девчонка, но не понимает, куда лезет. А если понимает, то мне такая рядом со Сталиным точно не нужна. Тогда ей оговорить меня – раз плюнуть.
Когда вернулся домой, в квартире ароматно пахло ухой. Видно отец с рыбалки вернулся. Так и оказалось. Он не спрашивал меня, где я был, но по его хмурому виду я понял – мама ему рассказала про визит Савинкова. Мне так надоел уже его неодобрительный взгляд, что я решил вытянуть его на откровенный разговор.
– Бать, поговорить надо.
– Чего, Сергунь? – недовольно спросил он.
– Наедине.
На его лице отразилась целая гамма чувств: от недоумения и удивления до страха и удовлетворения. Последнее я не понял. Или не правильно его эмоцию уловил, или с чего ему быть удовлетворенным-то?
Пройдя в мою комнату, мы прикрыли дверь, и отец вопросительно посмотрел на меня.
– Почему ты перестал со мной говорить?
Разочарование у отца можно было «ложкой есть». Словно не этого вопроса он от меня ждал.
– Я разговариваю, – буркнул он.
– Перестал, – не согласился я. – Отмалчиваешься. В себе держишь…
– Да что тебе говорить-то? – взорвался и перебил меня отец. – Ты же сам себе на уме! Разве ты меня слушаешь? С детства пошло – все по-своему делаешь! Вот зачем ты к Сталину пошел, а?
– Кто сказал, что я сам пошел? – удивился я. – У меня и выбора не было. И ты бы знал об этом, если бы в себе не замкнулся! – перешел я в наступление.
– Я не замыкался! – встопорщил бороду отец. И тут же осунулся. – Прости, Сергунь. Переживаю я.
– Понимаю, но все же. Поговорим?
Тот тяжело вздохнул и кивнул, усевшись на табурет.
В тот вечер мы наконец смогли хоть немного понять друг друга. Я рассказал, как и при каких обстоятельствах познакомился с товарищем Сталиным. Что мной двигало. Отец поделился, почему он ушел из партии. Тут он меня удивил. Я-то думал, что он последователь Троцкого и Зиновьева. Переживал из-за этого, хоть вида и старался не показать. А его просто страшили перемены, что нес с собой Иосиф Виссарионович. Переживал, что и его «как собачонку» могут выкинуть из партии, если он слово поперек главной линии скажет. Вот и решил «сам уйти», гордо подняв голову.