– Уверен.
– Ну смотри. Помощь моя нужна сейчас?
И никаких сомнений, стоит ли продолжать или нет. Раз договорились, что идем до конца, то так и будет!
– Пока нет. С поиском и подбором законов вы мне вряд ли сможете помочь… – тут он согласно покивал. Высшего законченного образования, тем более юридического, Михаил Ефимович не имел. Выезжал за счет умения подобрать емкие и запоминающие выражения, точно описывающие человека или событие. Да и его политические фельетоны давно являются примером для подражания. – А до повторного похода на заводы время еще есть. Тогда и свяжемся.
– Договорились. А сейчас, представишь меня своим родителям уже в более располагающей обстановке?
Мама обрадовалась, увидев меня. И засуетилась, сетуя, что не готовилась к приему гостей и на стол прямо сейчас поставить нечего. Суп она только начала готовить, а утреннюю кашу ей ставить было стыдно. Та и остывшая, да и не блюдо это для гостей. Тем более таких, как известный на всю страну журналист. Когда она бежала к нему с моей запиской, то не думала об этом – за меня больше переживала, а сейчас вот вспомнила, кто такой Кольцов, и жутко стеснялась. Ничего, Михаил Ефимович быстро расположил ее к себе, рассказав несколько забавных и комичных случаев из жизни, после чего поинтересовался уже, как у нее дела, попутно похвалив, что воспитала такого сына.
В общем, к приходу отца они общались уже свободно. Батя заметив незнакомого мужика на своей кухне сначала напрягся, но как услышал имя Михаила Ефимовича, сразу о своей ревности позабыл, начав того расспрашивать про его фельетоны. Он оказался их заядлым читателем и был очень удивлен такому моему знакомству. А я понял, что как-то ни разу дома не говорил, что имею с Кольцовым какие-то совместные дела.
Провожали Михаила Ефимовича всей семьей вполне довольные друг другом. А вот после его ухода мама не удержалась и рассказала отцу о том, почему вообще товарищ Кольцов посетил нас.
– ОГПУ? – нахмурился батя. – Что это им от тебя понадобилось?
– Про статью мою спрашивали, – попытался я «соскочить» с темы. Но это оказалось непросто.
– Что за статья? Кто именно из ОГПУ тебя допрашивал? Что ты им сказал? – насел на меня отец.
Мои попытки выставить все, как нечто несерьезное, были пресечены в корне. Отец оказался тем еще «следаком», особенно в отношении меня. Сразу просекал, где я юлю, а где что-то недоговариваю. В итоге пришлось сознаться о разговоре со Сталиным.