– Значит, отворяю дверь, а там… На столе – дитя. Лежит, грудь вспорота, кровь кругом запеклась, словно кто зверя разделывал. Пошатнуло меня, все плыть начало перед очами. И глядь в сторону, где крюки подвешены для дичи. Там еще одно мертвое дитятко… Прям на крюку, словно добыча чья! Тут я и подался прочь, ноги сами понесли сэтого проклятого места. Не помню, как до села добежал.Господи боже, как теперь это забыть!
Люди вокруг загудели. Одни перекрестились, другие начали перешептываться, кто-то выругался в голос.
– Вот что я скажу, панове, – раздался низкий голос Никитича, добротного козака, что стоял в стороне. Он уже натягивал свой балахон. – Пойдем поглядим, что там. А ты, Еремей, – обратился он к рассказчику, – домой иди. Хватит с тебя.
Осеннее небо затянуло серой хмарью, из-за которой едва пробивались редкие лучи. Морозный воздух, казалось, гудел от напряжения; вновь собаки подняли лай. Толпа двинулась к охотке. Кто проходил мимо своей хаты, захватил топор или ружье.
Охотничий домик построили пару лет назад. Простой сруб на краю леса, без перегородок, с одним окном. Внутри – скамьи, стол, три крюка да печушка. В нем разделывали туши, пережидали непогоду, останавливались на привал. Меж собой его все называли охоткой.
Добравшись до места, все остановились. На снегу остались следы Еремея. Двое подошли к окну, но оно оказалось закрыто изнутри ставнями. Никитич толкнул дверь, которая отворилась словно нехотя, со скрипом, ивошел первым, держа в руках кинжал, который всегда был у него под рукой. Внутри было темно, лишь через щели проникал слабый свет.
Первым делом Никитич бросил взгляд на стол, на нем ничего не было. Сделал еще пару шагов, посмотрел на крюки. Тоже ничего.
– Что за чертовщина?!
Он прошел и отворил ставни. Никаких мертвых детей не было, но весь стол и правда был залит кровью, и один из крюков краснел в тусклом дневном свете. Остальные тоже вошли внутрь и начали разглядывать стены и пол, но ничего более не узрели. Воздух в комнате был густым и тяжёлым, словно пропитанным страхом. На полках вдоль стены пылились старые банки, а в углу стоял перевёрнутый стул. Кто-то из вошедших нечаянно задел его, и он с грохотом упал, заставив всех вздрогнуть.
– Эй там, потише, – хрипло сказал Никитич, осторожно обходя стол. Он молча поднял с пола кусок тряпки, пропитанный чем-то липким. Поднес её ближе к свету, и лицо его стало напряжённым.