Костер, к некоторому удивлению принца, занялся огнем сразу.
Пещера мигом сделалась умилительно уютной с виду. Чистенькая,
ухоженная... а сверху вдоль кровли еще и руны наведены. Затейливые
-- страсть. Лерметт и раньше подозревал, что вышитые салфетки
придуманы гномами, а узрев под потолком аккуратные руны, уверился в
этом окончательно.
Вдоволь налюбовавшись гномьим художеством, Лерметт принялся
обустраиваться -- старательно и неторопливо. Сначала он извлек
котелок и чашу, потом настал черед дорожного одеяла -- его Лерметт
расстилал с особым тщанием. Теперь только снегу набрать, котелок
над огнем повесить и растянуться на одеяле возле костра, предавшись
ожиданию той минуты, когда кипящая вода зашепчет-залопочет что-то
понятное ей одной.
Прихватив котелок и чашку, Лерметт подошел к выходу из пещеры и
осторожно высунулся. Надо же, до чего быстро свечерело! Сумерки
кругом, да вдобавок в воздухе так и крутится не успевшая осесть
ледяная изморозь -- похуже тумана на свой лад: как есть в десяти
шагах ничего не разглядишь. Хорош был бы Лерметт, вздумай он
продолжить путь незамедлительно! Одно только и видно, что тропу
снегом завалило -- а далеко ли простирается завал, при всем желании
не поймешь. Ну и ладно. К утру наверняка развиднеется, а сейчас
высматривать и нечего, и незачем.
Пробормотав обычное благопожелание всем, кто может в эту
нелегкую минуту оказаться на горных тропах, как учил его Илмерран,
Лерметт соскользнул на снег -- собственно говоря, он едва было не
спрыгнул, и лишь в самый последний миг сообразил, что делать этого
не стоит. Лицо его мгновенно обожгли тысячи ледяных иголочек.
Лерметт вдохнул морозный воздух, засмеялся и нагнулся зачерпнуть
снегу.
Первая горсть снега мигом отправилась в котелок, а вот вторая за
ней не последовала: чашка за что-то зацепилась. Лерметт нагнулся
пониже, стараясь выпростать чашку -- и что такого она загребла?
Траву, что ли? Ничего себе! И откуда ее сюда снесло? Лерметт
ухватил пучок травы, чтобы выдернуть и отбросить... и тут сердце
бухнуло у него в груди и замерло: пальцы его сжимали не траву, а
прядь волос. Волосы в снегу не растут. Волосы не торчат над снегом
сами по себе. Они...
Котелок и чашка полетели на снег, пренебреженные и забытые.
Лерметт яростно рыл снег голыми руками, с остервенением разгребая
завал, оттаскивая и отбрасывая куски льда, обдираясь в кровь -- и
все же ни разу не подумал о котелке. Копать чашкой, отгребать
котелком, может, и легче... но там, под снегом, живой человек...
живой? Лерметт запрещал себе думать о нем, как о мертвом.