Он вновь отхлебнул воды, закупорил флягу и поднялся — гибко,
пружинисто, легко... а ведь только что еле плелся. Что они,
двужильные, эти эльфы?
— На ходу, говоришь, —задумчиво произнес Лерметт. — Что ж, не
стану спорить. Будь по-твоему.
Он осторожно обогнул ненадежный с виду угловатый камень.
— Прежней столицей королевства была Риада, — начал принц. —
Тоже, кстати, красивый город.
— Что значит — "тоже"? — полюбопытствовал эльф.
— Что Найлисс красивее, — убежденно ответил Лерметт.
— Тебе не кажется, что ты пристрастен? — усмехнулся Эннеари.
— Не кажется, — отрезал Лерметт. — Найлисс в Восьми Королевствах
слыхал, как называют? Сухопутной жемчужиной, вот как. Уж не знаю,
какие у вас города и возводят ли эльфы города вообще, а среди
человеческих городов прекраснее Найлисса нет. Да что там говорить!
О таком не расскажешь. Сам погостить приедешь, тогда и увидишь, что
это за красота. Одна только Рассветная Башня чего стоит!
— Надеюсь, — сухо ответил Эннеари после недолгого молчания. —
Надеюсь, что увижу. Но ты мне все-таки расскажи, откуда он взялся.
Из какой раковины твоя жемчужина выкатилась.
— Так я и рассказываю, — миролюбиво ответил Лерметт, решив не
обращать внимания на выходки склочного эльфа: мало ли каким тоном с
устатку можно заговорить — так ведь не обижаться же всякий раз. —
Риада тоже город красивый и не из бедных. Одним словом, хорошая
добыча... если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
— Вполне, — отозвался Эннеари. — Нищий городишко с
полуразваленной стеной захватить легче, да кому он нужен? А вот
ради богатого города стоит и повозиться.
— Верно, — кивнул Лерметт, позабыв, что идущий впереди эльф не
увидит его движения. — А тогдашний король Найлисса, не к ночи будь
помянут... ему бы не на троне, а на скамье подсудимых сидеть, да и
то много чести.
— Ого! — хмыкнул Эннеари с сомнением.
— И вовсе даже не ого. Кровавый палач, трус и вдобавок дурак. Не
знаю, чем бы кончилось его царствование, когда бы не война. Либо
Найлисс обезлюдел бы вовсе, а на развалинах городов одни бы крысы
пищали, либо свернули его с трона и корону в глотку запихнули.
— Любишь ты своего предка, однако, — заметил Эннеари.
— А он вовсе не мой предок, — жестко возразил Лерметт вслух, а
про себя добавил: "Во всяком случае, не прямой".
— И что же такого натворил не твой предок? — поинтересовался
Эннеари, перескакивая через узкую трещину. Лерметт закусил губу и
аккуратно перешагнул ее — из чистого упрямства.