— Да, — весело продолжил Лерметт, — а потом приходит к тебе
музыкант и говорит: "Беда у меня случилась — совсем, считай, от
лютни одни щепки остались". Даже если отсчитать цену золота и
прочих каменьев — за сам-то инструмент ты с которого меньше
запросишь?
— С музыканта, конечно, — уверенно ответил Эннеари. — Ему не для
зависти, а для дела, и уж он хоть в лютнях точно смыслит. А для
того, в ком понятия нет, и делать тяжко.
— Вот тебе и ответ, — заключил Лерметт. — И запросишь меньше, и
постараешься лучше, верно? Да ведь в этих делах любой искусник так
решит... а гномы еще какие искусники, и тебя никак уж не глупей —
вот потому-то с той цены, что тебе в голову пришла, еще треть
сними.
— Это уже себе вообразить можно, — нерешительно произнес
Эннеари, произведя мысленно упомянутый подсчет. — Но все равно
много.
— А третий ответ в том, — подытожил Лерметт, — что заплатили
гномам не деньгами.
— А чем же тогда? — удивился Эннеари.
— А вот этого, — заявил Лерметт, — даже и рассказать нельзя. Это
просто видеть надо. Вот приедешь в Найлисс, я тебя в Старую Ратушу
отведу — там в Зале Гильдий картина есть, очевидцем рисованная. Как
раз момент уплаты на ней и изображен. По одну сторону люди, стоят,
по другую гномы, и лица что у тех, что у других,
довольные-предовольные. И есть чем. Увидишь, сам поймешь.
— Может, мне и впрямь наведаться в Найлисс? — негромко произнес
эльф почти что себе под нос.
— Обязательно, — горячо заверил его принц. — Хоть вы и дольше
нашего живете, а ты такой красоты во всю свою жизнь не видал.
— Как же ваша бывшая столица от такой красоты завистью не
изошла? — раздумчиво протянул Эннеари.
— Могла, — честно признал Лерметт. — И не только из-за красоты.
С бывшими столицами это часто случается. Почти всегда. Но у Риады с
Найлиссом иначе сложилось. Риада просто не успела начать
завидовать.
— Что значит — не успела? — насторожился Эннеари. — Разгромили
ее, что ли?
Лерметт втихомолку улыбнулся: судя по голосу, Эннеари не желал
Риаде столь страшной и скорой гибели... да и нескорой тоже. Вообще
никакой.
— Наоборот, спасли, — ответил принц. — Война ведь еще шла. Когда
на Риаду напали, ополчение из Найлисса живо по реке спустилось.
Сперва отрезали находников от подкреплений из степи, а потом и
вовсе в пух разнесли. А когда жители Риады благодарить стали за
помощь, Илент возьми и скажи: "Сын не может оставить мать в беде —
иначе он и не сын вовсе". Риада почти не пострадала, а степняки
усвоили — не разгромив Найлисс, Риады не взять. Им бы тихо
сидеть... но слишком уж велико искушение оказалось. Решили, будто
Найлисс им по зубам. Зря решили. А про то, что между Риадой и
Найлиссом уже проложена дорога, и вовсе не прознали. Одним словом,
недолго Найлиссу пришлось в одиночку отбиваться — Риада вся как
есть пришла, разве что городские стены с собой не прихватила. А
после победы тот Риадский кузнец, что ополчение возглавил, гордо
объявил: "Ни одна мать сына в беде не бросит".