– Ну да. Я уверена, он хотел бы прогуляться с нами.
Он не нашел, что сказать в ответ. Пусть так. Пусть девочка на портрете – ведьма, пусть амулет из ниток и камней любит гулять по ночному селу. А то, в следующий раз, когда она спросит его, что он думает по этому поводу, ему может так и не повезти – в голову не придет какая-нибудь билиберда, которая окажется тем, что хочет услышать Мина.
– Ладно. – ответил он, и пока Мина снимала со стены эту безделушку, он наклонился, чтобы поднять с пола фанерку с портретами детей, намереваясь положить ее обратно в пакет. Но что-то, вдруг, привлекло его внимание….
Картина изменилась. Теперь в двух местах на ней проступали контуры новых лиц. Не штрихи к портрету в обычном понимании этого слова, потому что любой художник даже штрих создает завершенным, а, словно бы, некачественные отпечатки. Как будто кто-то приложил к дощечке кальку с портретом, но надавил недостаточно сильно, поэтому он пропечатался лишь в нескольких местах. Вот только, ни о какой кальке здесь и речи быть не могло – наметки еще двух лиц были все так же выжжены на фанерке, все в том же закономерном порядке вокруг центральной, "живой" девочки.
Один незавершенный рисунок располагался в первом круге лиц, завершая восьмиугольник вокруг девочки-ведьмы, другой же давал начало второму кругу, большему по размерам, чем первый.
Пять минут назад, Паша был уверен в этом, фанерка была такой же, какой они принесли ее из заброшенного дома. Теперь же, она изменилась…. Начала изменяться, ибо рисунки не были завершены, и даже черты лиц в них, пока еще, не угадывались.
– Мина, посмотри! – удивленно воскликнул он.
Она подошла к нему, держа в руке амулет, и удивленно воззрилась на картину в его руках. Ей не нужно было ничего объяснять, не нужно указывать на новые рисунки. Мина, как и подобало ангелу, сразу же увидела изменения.
– Ну? Что ты об этом думаешь?! – спросил Паша. Нельзя сказать, что его сердце бешено колотилось, но стучало оно, все же, не с обычной скоростью. Он был взволнован. Очень взволнован! Когда практически в твоих руках за несколько минут на картине появляется что-то новое, это означает, что у тебя либо белая горячка, либо обыкновенные глюки, что, впрочем, ничуть не предпочтительнее первого варианта. Хотя нет, оставался еще один – что дощечка, которую он держит в руках, наделена какими-то сверхъестественными чарами, но этот вариант он отметал сразу. Поэтому, подзывая Мину, он отчаянно надеялся, что взглянув на картину она спросит: "И что ты там увидел?", после чего видение развеется, словно дым…. Но ее удивленный и напряженный взгляд говорил о том, что это видение, этот глюк, видит и она.