– Еще два портрета! – прошептала она одними губами, развеяв последние Пашины надежды.
Он не сказал больше ничего. Лишь сунул фанерку обратно в пакет
"С глаз долой – из сердца вон"
и, взяв Мину за руку, увлек ее к лестнице на первый этаж. На улицу, на свежий воздух, подальше от мистики и белой горячки. И лишь после того, как они оказались на крыльце дома, на "автопилоте" бросив ее родителям, что уходят погулять и вернутся, самое позднее, через час, он обратил внимание на то, что она по-прежнему держит в руке
"Его, пожалуй, тоже следовало оставить дома"
свой амулет.
Они вышли за ограду и, взявшись за руки, зашагали вниз по узкой улице. Из головы упорно не шла загадочная дощечка с проявляющимися рисунками.
Ночь стремительно опускалась на село, давя своим авторитетом не желающий уходить багровый закат. Но вдалеке на юге, пробиваясь из-за высокого холма, горело еще одно зарево. Менее яркое, дрожащее в ночном воздухе. Зарево пожара.
– А что это там, за лесом горит? – спросил Паша, желая, прежде всего, отвлечь Мину от мыслей о загадочных рисунках, да и самому выбросить их из головы. – Уж не лес ли?
Она взглянула в указанном направлении и отрешенно ответила:
– Нет. В той стороне Гусинобродская свалка. Горит периодически, но чтобы так сильно – давно уже не видела.
– Красиво. – задумчиво произнес Паша, любуясь на огненный всполохи, скрываемые горизонтом. – А далеко до нее?
– Огонь до нас не доберется.
– Это я знаю. А мы до него?
– А нам-то это зачем?
– Да просто так, полюбоваться. Красиво, ведь.
– Далеко. – чуть задумавшись ответила Мина. – Километров десять.
– Может, хоть на холм заберемся? А то он весь вид закрывает? Заодно и прогуляемся.
Мина задумчиво и, словно бы выжидающе, взглянула на амулет, и несколько секунд спустя, ответила:
– Пойдем.
Медленным прогулочным шагом они двинулись по дороге, ведущей сначала в низину, а затем на пологий, но высокий холм. Нельзя сказать, что случившееся несколько минут назад в комнате было забыто, но оно все же отошло на второй план. Красивой, романтичной, лунной ночью не хотелось думать ни о чем плохом. Да и что, собственно, плохого было в увиденном ими? Почему все таинственное должно называться словом "мистика", а не более приятным для слуха "белая магия"?
Незаметно они разговорились об истории села, о местных достопримечательностях (а таковые имеются даже в глухих деревеньках), жизни за городом вообще, и об их собственных мечтах. Дорога, тем временем, вела их все выше и выше, пока не забралась на вершину холма и не ухнула с него вниз, по другую его сторону, устремляясь куда-то вдаль, насколько хватало глаз в темноте.